Дар дождя
Шрифт:
– Ты ходил в храм с тетей?
– Ходил.
– Отлично. Я просил ее проследить, чтобы ты не забыл. – Он был доволен моим послушанием. – У тебя отличные результаты. Жаль, что Уильям не может с тобой тягаться.
– Я старался как мог, – сказал я, слегка запинаясь от прилива уязвленной гордости. Он всегда был скуп на похвалу.
– В какой университет собираешься? С такими оценками ты сможешь выбрать любой.
– Я пока об этом не думал. Время же еще есть.
Отец задумчиво кивнул:
– Все равно придется ждать до следующего октября, к тому же отправлять тебя сейчас слишком опасно.
Одним из недостатков местного обучения было то, что наш учебный год был организован не так, как в английских школах, и чтобы продолжить образование, мне нужно было дождаться следующего учебного года в Англии. Кто знает, как долго продлится война в Европе?
На тот момент сложившееся положение дел меня вполне устраивало, потому что я не хотел прерывать обучение у Эндо-сана. Как он и предупреждал, наши отношения нельзя было с легкостью отмести в сторону, и я знал, что обязан выполнять свою часть уговора. Кроме того, я еще столькому хотел у него научиться.
– Я не хочу, чтобы ты тратил время впустую, как Уильям. Чем ты планируешь заниматься до поступления?
– Мне хотелось бы поработать в компании. Вместе с Эдвардом и Уильямом. Хочу побольше узнать о нашей семье.
Эта мысль крутилась у меня в голове уже довольно долго. А значение, которое отец придавал присутствию в фирме Уильяма, окончательно ее укрепило. Встреча с дедом пробудила во мне интерес к корням, и по искреннему счастью на лице отца я понял, что мой выбор был правильным.
– Чудесно. Мы подыщем тебе работу.
Уже почти пробило полдень, когда он произнес:
– Ну, мы с тобой закончили. Давай выпьем.
– Мне нужно кое-что тебе рассказать, – начал я, наконец решившись.
Усевшись, я рассказал ему о своих занятиях с Эндо-саном: тот настаивал, чтобы я открылся отцу. И это оказался редкий случай, когда отец на меня рассердился. Всю его сердечность тут же смело гневом.
– Но он же чертов японец! – вскричал он, повысив голос.
– Которому ты сдал в аренду остров, – ответил я, отправив разум в точку слияния моря и неба, чтобы сохранить центр в спокойствии. До знакомства с Эндо-саном я бы накричал на отца в ответ.
– Ты знаешь, что они вытворяют в Китае. Что ему от тебя нужно?
– Научить меня своей культуре и приемам самозащиты.
– На что они тебе сдались? Я ему не доверяю.
– А я доверяю.
Он вздохнул:
– Я запустил твое воспитание. Ты совсем отбился от рук.
Я покачал головой:
– Ни от каких рук я не отбился. Посмотри на меня. Я в лучшей форме, чем когда-либо. Мой ум стал острее и прозорливее. Посмотри на меня.
Он сел и посмотрел мне в глаза. В его взгляде было столько отчаяния, что мне захотелось отвернуться.
– Когда ты родился, твоя мать заставила меня пообещать, что я никогда не буду подавлять тебя так, как отец подавлял ее. Но когда я вижу, что ты связался с японцем, то сомневаюсь, что поступил правильно.
– Если ты любил ее, то сдержишь обещание, – сказал я, цепляясь за приоткрытую им щель и пользуясь ею как преимуществом. – Войны здесь не будет. Ничего не случится. Ты сам так сказал.
У меня в голове звучал голос Эндо-сана: «Перенаправь силу противника против него самого».
Отец молчал, не зная, что сказать, и я понял, что снова вышло по-моему.
– Я познакомился с дедом, – сказал я.
«Веди разум», – говорил Эндо-сан. Во взгляде отца отразился живой интерес, и я понял, что его мысли приняли указанное мной направление.
– Как поживает Старец? – спросил он.
– Он еще очень крепок. Думаю, мы друг другу понравились, и я пригласил его на Пенанг. Кажется, он очень сожалеет о прошлом и о том, как обошелся с мамой.
– Я ведь любил твою мать. Люди думали, что я окончательно стал туземцем, такое не редкость. Но они не понимали наших чувств друг к другу.
– Я знаю, – вставил я, стараясь удержать внезапно возникшую между нами хрупкую связь.
Отец не очень много рассказывал мне о матери, и теперь, когда ему захотелось рассказать больше, в его голосе слышалась внутренняя борьба. Он отвел глаза от витрин с бабочками, но недостаточно быстро, и я успел заметить в его взгляде боль, словно он случайно порезался одним из керисов.
– Нам столько пришлось преодолеть. Я думал, у меня получится. Она с самого начала знала, как это будет трудно, но все равно вышла за меня. В тот день, когда она сообщила о дате нашей свадьбы, ее отец приказал вынести из дома все ее вещи. Она больше ни разу его не видела, – сказал он.
Я ждал продолжения.
– Местные европейцы плохо к ней относились, а соотечественники так и не приняли в свой круг. Но она держалась так стойко, так непреклонно, что, пока она была жива, я сам черпал в ней силы. Ей хотелось всем доказать, что они ошибались.
Его голос смягчился.
– Я никогда не показывал тебе реку за нашим домом?
– По-моему, я знаю, где она, – ответил я.
Но река не была для меня излюбленным местом уединения. Я предпочитал море. Тогда отец открыл мне то, чего я не знал, причину, по которой то место было особенным.
– Это было наше тайное убежище, тихая гавань, где мы спасались, когда становилось совсем невыносимо. Мы всегда отправлялись туда в сумерках, идя на запах красного жасмина, который она там посадила. Мы плыли вниз по течению, и она лежала в моих объятиях, и мы ждали в лодке, когда на деревьях вдоль берега появятся светлячки. Их были тысячи, и они разгоняли мрак, указывая нам путь.
Я мысленно представил их, двух таких не подходивших друг другу возлюбленных, которые пытались найти свое место в мире, окруженных защитным световым барьером.