Дар дождя
Шрифт:
– Однажды вечером, через несколько недель после свадьбы, я вернулся домой поздно. В доме было темно. Я вбежал внутрь, думая, что случилось что-то ужасное.
– А что случилось? – спросил я.
Сколько я себя помнил, по ночам в Истане всегда горела хоть одна лампа, и было трудно представить, как массивные контуры дома теряются на фоне черного неба.
– Она ждала меня со свечой в руке. Приложив палец к губам, отвела меня наверх в спальню. На пороге она задула свечу и открыла дверь. Я не мог поверить своим глазам, – голос отца превратился в шепот.
– Она полностью закрыла кровать распущенной москитной сеткой. И в темноте,
Он неловко замолчал, но продолжил, прочтя на моем лице понимание и жажду узнать, что было дальше.
– Мы провели ночь под дождем из света. В ту ночь был зачат ты.
Я откинулся на спинку стула и протяжно вздохнул, пытаясь скрыть от него слезы, набежавшие на глаза, словно прилив, исподволь затопивший сухую прибрежную полосу. Но взглянув на него, я увидел, что унаследованные мною глаза тоже блестят.
– Наутро она поймала всех светлячков, посадила в банки и вернула на реку, – сказал отец дрогнувшим голосом, но на его лице тут же проступила вымученная улыбка, подтверждавшая, как сильно ему не хватало моей матери и ее затей.
– Я часто думаю, как тебе трудно: ты всегда отстраняешься, пытаешься не быть частью семьи. Но ты тоже Хаттон. И тебе никуда от этого не деться. Ты хоть понимаешь, как мы все по тебе скучали?
Он взъерошил мне волосы, чего я уже давно ему не позволял. Потом встал и вышел, оставив меня в библиотеке наедине с книгами. Я пошел вдоль шкафов, глядя на корешки: «История» Геродота, «Пир» Платона, сборник рассказов Сомерсета Моэма. Здесь были собраны все великие книги, от художественных до истории с философией. Я открыл подаренный мне томик, но мелкий шрифт расплылся перед глазами. Тихие слова отца выбили меня из колеи, открыв, что я столько лет причинял ему боль. Он всегда был очень скрытным человеком, и, чтобы рассказать мне подробности моего зачатия, ему пришлось пойти против своей натуры. Как настоящий отец, он всегда терпел мое бессердечие молча и с достоинством, и мне оставалось только сесть, закрыть книгу и подумать о том, как загладить вину.
Глава 15
Я прервал рассказ; Митико смотрела в небо, освещенное бледной луной. Было за полночь, прошла уже неделя с тех пор, как я открыл дверь и впустил гостью себе в дом. У нас выработался неписаный распорядок, по которому я каждый вечер, окончив трапезу, все больше и больше рассказывал ей о своей жизни.
Наблюдая за ней, я сделал глоток чая. Она была очень красива, так, как бывают красивы только японки: внешне сдержанные, а внутри перевиты стальными жилами.
– Наша прогулка к реке… – прошептала она. – Подумать только, там когда-то бывали ваши родители, и мы видели тот же пейзаж, что и они. У меня такое чувство, будто в ту ночь нам светил тот самый свет хотару, который сиял над их ложем, почти как свет звезд, который уже миллионы лет озаряет все на своем пути, но достиг нас только сейчас.
Я никогда раньше об этом не думал; ее замечание пробудило во мне чувство, что мы действительно припали к сияющему источнику, который когда-то дарил покой моим родителям, а несколько ночей назад вновь сотворил чудо и передал похожее, пусть и не такое сильное, чувство успокоения мне.
– Хотите отдохнуть? – тихо спросил я.
Митико закрыла глаза. Когда она вновь открыла их, в них блестела влага.
– Мне бы хотелось послушать вас еще, но не сегодня. Я устала.
Я помог ей подняться и проводил в спальню.
Несмотря на то что мне не особенно хотелось спать, на следующее утро я встал поздно. Когда я спустился вниз, Митико была уже на террасе.
– Хорошо спали? – спросил я, наливая ей чашку чая.
Она покачала головой и, поморщившись, потянулась. Мне показалось, что со времени своего приезда она похудела, и это меня беспокоило.
– Таблетки больше не помогают?
Чашка, которую я передал, задрожала на блюдце, и Митико упрямо поджала губы.
– Терпеть их не могу, но иногда боль достает настолько, что у меня нет выбора. Даже дзадзэн не помогает.
– Вы консультировались у врачей?
– У всех врачей и специалистов, к которым можно попасть с помощью денег и влияния, – ответила она. – Откуда вы узнали? Про это никто не знает.
– Потеря веса, таблетки, которые вы глотаете, когда думаете, что никто не видит. Ваш приезд сюда, на Пенанг. Одно к одному, – пояснил я.
В голове крутились мысли о роли, которую мне выпало играть, роли рассказчика для старой, угасающей женщины, проводника по моему жизненному пути.
– Не беспокойтесь, я продержусь, пока вы не закончите.
– Придется рассказывать с пропусками, – попытался я вяло сострить, но она покачала головой.
– Нет, пожалуйста, не надо. Я хочу услышать все. Пообещайте, – сказала она, и я пообещал.
Я встал со словами:
– Увидимся вечером?
– Да, буду ждать с нетерпением. – Она тоже встала, и мы обменялись поклонами.
– Я подумала… – начала она.
– Да? – Я остановился у порога и обернулся.
– Мне бы хотелось увидеть те места на Пенанге, где вы бывали с Эндо-саном. Не беспокойтесь, я не настаиваю на поездке на его остров. Я вижу, что боль еще слишком сильна.
Я согласился исполнить ее просьбу. После войны я проехал по многим нашим местам, когда в безмолвии, наполнившем мою жизнь, особенно скучал по нему. Я надеялся, что они сохранили эхо его присутствия, его шагов, но находил лишь пустоту. Эхо гремело только в голове, ограниченное вселенной моего сознания.
Сидя за рабочим столом на Бич-стрит, я думал, что, рассказывая Митико про Эндо-сана, смогу выпустить это эхо за границы памяти, чтобы его сила наконец уменьшилась и навсегда растворилась в тишине. Часть меня горячо желала, чтобы Эндо-сан окончательно меня покинул. Но та часть, которая всегда будет его любить, противилась невосполнимой потере. Слова деда прозвучали так громко, что я невольно обернулся, словно дед стоял у меня за спиной. «После родителей учитель – самый значимый человек в жизни». А Эндо-сан был для меня большим, чем одним из родителей, намного большим, чем просто учителем.
– Господин Хаттон? – позвала Адель.
Я отвлекся от голоса деда и вернулся в настоящее.
– В чем дело?
– К вам пришла госпожа Пенелопа Се. И с ней репортер.
– Конечно, пригласите, пожалуйста, сначала госпожу Се.
После войны я постоянно проезжал мимо домов, оставленных владельцами; их владельцы зачастую погибли либо в лагерях, либо в море, когда корабли, уносившие их, были потоплены японскими истребителями. С наступлением мира такие здания часто выкупали компании, которые сносили их и строили на их месте новые магазины. Каждый раз, когда разрушали очередной дом, разумеется, совершенно уникальный, превращая его в груду бесполезного щебня, меня охватывало чувство утраты.