Дар дождя

Энг Тан Тван

Мы вышли из церкви и вернулись домой. Отец захотел, чтобы вместо церковного кладбища, где покоились предыдущие поколения семьи, надгробие установили в восточном углу Истаны. Я заранее приготовил большую деревянную шкатулку и теперь попросил Изабель, Эдварда и отца положить в нее что-нибудь, принадлежавшее Уильяму.

В том месте, над которым должно было быть установлено надгробие, выкопали яму. Прежде чем закрыть шкатулку, я положил в нее «лейку» Уильяма. И потом шкатулку осторожно, как младенца в колыбель, опустили в разверстую

землю и засыпали. Я молча попрощался с братом.

Дед подошел к зятю. Двое мужчин посмотрели друг на друга.

– Теперь я наконец знаю, что вы почувствовали, когда она умерла, – сказал отец.

– Отцы не должны проходить через такое, – ответил старик.

Он обеспокоенно посмотрел на меня, и я чуть заметно кивнул, чтобы показать ему, что держусь. Дед отошел от отца и сказал:

– Мне нужно вернуться в старый дом в Ипохе, чтобы сделать приготовления и найти безопасное убежище для прислуги.

– Сколько времени вас не будет?

– Не знаю.

– Вам будет непросто сюда вернуться, когда начнутся бои. – Мне хотелось, чтобы он остался со мной. – Вам правда не надо уезжать.

Он покачал головой:

– Если меня не будет в доме, ты знаешь, где меня искать. Я буду в безопасности.

Я отчаянно искал причины, по которым ему следовало остаться на Пенанге, но он остановил меня, взяв за руку.

– Ты должен позаботиться о тете и об остальной семье.

Он открыл мне объятия, и я бросился в них, пытаясь заглушить предчувствие, что никогда больше его не увижу.

Над нашими головами патрулировали небо самолеты. Охваченные страхом жители Пенанга обратились в бегство. Люди искали безопасности в казавшемся неприступным Сингапуре, а некоторые пускались в плавание до самой Индии. Но, как я тогда сказал Танаке, разве можно убежать от мировой войны?

В тот же вечер, после унылого ужина, отец сказал:

– Вам всем нужно уехать в Сингапур. Там будет безопаснее.

– Мы не собираемся бросать тебя здесь одного, – заявила Изабель.

Мы с Эдвардом ее поддержали.

– Нам надо ехать всем вместе, – сказал я.

Но отец упрямо отказался.

– Кто-то должен управлять компанией, – заявил он, и на это было нечего возразить. – Здесь наш дом, и мы прожили в нем всю свою жизнь. Малайцы никуда не уезжают, китайцы с индийцами – тоже. Я их не брошу. Если бы я это сделал, я бы никогда не смог сюда вернуться.

– Но мы все слышали, на что способны японцы. Женщинам здесь оставаться опасно, – сказал Эдвард, глядя на Изабель.

– Эдвард, я никуда не поеду.

– Мы должны позаботиться о безопасности компании и о собственной, – сказал отец. Он повернулся ко мне: – Ты можешь найти способ обеспечить нам безопасность, не компрометируя нашу репутацию? Можешь поговорить с господином Эндо?

Мне хотелось сказать, что в войну о репутации беспокоиться нечего. Вместо этого я покачал головой.

– Чтобы обеспечить себе безопасность,

у нас не будет другого выбора, кроме как сотрудничать с японцами. Они хотят нашу компанию. Они хотят всю Малайю.

– Это совершенно неприемлемо, – тут же возразил Эдвард, сердито посмотрев на меня. – С ними нельзя заигрывать.

– Когда их войска войдут в Джорджтаун, они все равно ее отберут.

– Наши парни развернут их восвояси, – сказал отец, но уже не таким уверенным голосом, его эмоциональное равновесие было нарушено.

Я увидел представившуюся возможность и ухватился за нее, беря ситуацию в свои руки, восстанавливая его равновесие с помощью своего.

– Все равно нужно принять хоть какие-то меры. На всякий случай.

Он откинулся на спинку стула и, помолчав, сказал:

– Эдвард, с завтрашнего дня начинай обзванивать плантации и рудники. Скажи управляющим, чтобы уничтожили все склады и оборудование. А ты, – он повернулся к Изабель, – обрежь волосы. И надень что-нибудь из вещей Уильяма. Но пока мы не убедимся, что здесь безопасно, я хочу, чтобы ты поднялась на гору Пенанг. Одно слово – и я отправлю тебя в Сингапур, – добавил он, когда Изабель открыла рот, чтобы возразить.

Меня охватило облегчение. После нескольких дней растерянности отец снова крепко стоял на ногах.

Потом я спустился на берег. В этот краткий миг безвременья песок был еще влажным и шелковистым от недавно прошедшего ливня. Темные тучи мчались к острову, очищая небо над морем. Уже взошла луна, составляя бледную компанию нехотя садившемуся солнцу.

Низко над водной гладью летали птицы, а некоторые прыгали по песку, склевывая недавно вылупившихся крабов-привидений, почти невидимых. Я не видел, как они разбегаются по пляжу, но различал оставленные ими следы, словно строки, написанные рукой-невидимкой.

Было довольно холодно, ветер принес с собой след дождя, ставшего таким же невидимым, как детеныши краба, словно кто-то натер тучи на мелкой терке. У воды стояла одинокая фигура, глядя на море, и волны разворачивались вокруг ее ног маленькими свертками шелка. Я пошел к нему, чувствуя холод воды.

– Небо горит, – сказал он.

Я поднял голову. Оно горело. Солнце расцветило горизонт красным и охрой. Время от времени в небе взрывались яркие, беззвучные вспышки.

– Что это? – спросил я.

– Воздушный бой. Японские самолеты против британских. Война на небесах.

Я смотрел, не испытывая никаких чувств, будучи не в состоянии представить сражение в воздухе. Оно казалось таким бессмысленным и далеким. Было странно думать, что оно имело какое-то отношение к этому миру.

Он обернулся. Подсвеченное сзади заходящим солнцем лицо оставалось в тени. Я не говорил с ним с той ночи, когда увидел его на острове посылавшим сигналы в океанскую тьму.

– Спасибо за то, что пришли на поминальную службу моего брата.