Дар речи
Шрифт:
– Грушенька, – мягко сказала Шаша, – давай-ка я подумаю, ладно? Ты же понимаешь, что это непростое решение. Есть юридические сложности… – Посмотрела на меня, я кивнул. – Финансовые и другие. Денек-другой надо подумать. Как ты?
– Хорошо, – сказала Грушенька. – Я подожду. А насчет денег вы не беспокойтесь – все до копейки только на него уйдут…
Когда за ней закрылась дверь, Шаша перекрестилась – при мне такое было впервые.
– Как чёрта живьем увидела… слушай, Шрамм, а если она прочитает в его голове, что он ее разлюбил…
– Она его убьет, – сказал я. – А потом за три дня съест ложкой.
– Что-то у нас тут атмосфера сгущается…
– Я хорошо всё обдумал и решил позвонить Югу.
Шаша молчала.
– Я не хочу, чтобы
– Звони, – перебила меня Шаша. – Что ты ему скажешь?
– Пока не знаю, – сказал я, набирая в телефоне номер Юга. – Да и неизвестно, где он сейчас – в Москве, Будапеште или Париже…
– А если не в Москве?
– Наверняка здесь у него есть человечек, который нам поможет.
– Слушаю, – сказал телефон голосом Юга Савы.
– Привет, это Шрамм. Ты в Москве?
– Да. Привет, Илья.
– Нужна помощь, Юг, дело очень важное и, как бы помягче выразиться…
– Деликатное, – подсказал Юг.
– И очень срочное. Мы на даче…
– Через час, от силы через два приеду. Сколько людей требуется?
– Предмет весом килограммов сорок нужно вынести и надежно спрятать.
– Понял. A bientot. [50]
50
До скорого свидания. (фр.)
Я посмотрел на Шашу.
Но не успела она и слова вымолвить, как в кухню ворвалась Грушенька.
– Где он? – закричала она. – Пропал Бобинька! Пропал! Он у вас? У вас?
– Что значит пропал? – Шаша поднялась из-за стола. – Объясни!
– Я пришла, а его нету. Я весь флигель обыскала – нету. Я к соседке, а у нее полиция. Полиция могла его забрать?
– Да погоди ты! Он в коляске? Коляска на месте?
– И коляски нету…
Накинув куртку, я выбежал за ворота, но дорога в обе стороны была пуста.
Куда мог подеваться рано утром человек, который без инвалидной коляски передвигается еле-еле, а в инвалидной коляске с электроприводом – со скоростью десять-пятнадцать километров в час? Этого, впрочем, достаточно, чтобы за час добраться до станции пригородной электрички. Запаса аккумулятора хватит часа на четыре. Почти наверняка первый же полицейский заподозрит неладное, увидев замотанного с ног до головы в бинты инвалида, который катит в потоке машин.
Я вернулся в сад, проследил, куда ведут следы коляски – они обрывались у задней калитки соседнего участка.
Во дворе у Джульетты курили двое полицейских.
– Вы родственник? – спросил лейтанант.
– Нет, я ищу кое-кого…
– Тогда вам сюда нельзя.
– Вы не видели инвалида в бинтах на коляске? Следы ведут к калитке, а дальше…
Полицейские переглянулись.
– Такого мы б точно заметили, – сказал сержант. – И часто он у вас сбегает?
– Иногда на него накатывает, – сказал я. – Сегодня сиделка недоглядела…
Полицейские утратили ко мне интерес.
Шаша ждала меня на крыльце.
– Оставайся здесь, – сказал я, открывая дверь машины. – Попробую его поискать. Найду, если он где-нибудь в лесу не спрятался. Или не уехал на попутке.
Мои поиски и расспросы ничего не дали – Бобинька каким-то волшебным образом испарился, пропал. Грушенька, как ни отговаривала ее Шаша, отправилась на поиски пешком. Да Шаше было и не до нее – в мое отсутствие приехал Юг.
Юг
Первым делом Юг попросил «ввести в курс дела», и Шаше снова пришлось вернуться к Дидиму, который поднял ее среди ночи, чтобы съездить в круглосуточный магазин за выпивкой, и она не сказала ни слова против. И промолчала, когда он перед выездом со стоянки у магазина хлебнул из горлышка, а когда на повороте смутная фигурка возникла перед капотом, и Дидим попытался остановить двухтонную машину, которая проползла метров десять и встала, – Шаша лишь откинулась на спинку сиденья и замерла, глядя на струи желтого мокрого снега, сползавшие по ветровому стеклу. Дидим шепотом чертыхался. Прежде чем выйти из машины, надел перчатки. Обошел машину спереди, по обочине, дошел до тела – семнадцать шагов – и опустился на корточки. Это была девочка, одетая в куртку с капюшоном, рваные джинсы и ботинки на толстой подошве. Она лежала на боку, уткнувшись лицом в снег. Худенькая, невысокая, крашеные волосы с темными корнями. Неподалеку на обочине валялись ее костыли. Они засунули тело в багажник, но потом Дидим передумал, взял тело на руки и двинулся в глубину леса. Шаша шла сзади, ступая след в след. Метров через пятьдесят он остановился, опустил тело на снег, в яму, оставленную вывороченной с корнем сосной. Шаша помогла ему закидать тело палой листвой, после чего они вернулись к машине. Но тут Дидим снова передумал. Не сказав ни слова, выпрыгнул из машины, сделал семнадцать шагов, повернул в лес, через пятьдесят шагов встал на колени – снег они разгребали в четыре руки, – поднял девочку, облепленную палой листвой, и зашагал к дороге. Тело уместилось на заднем сиденье. Минут через десять-пятнадцать они были в Правой Жизни. Во дворе Дидим поставил машину к дому вплотную, вытащил из машины тело, облепленное листьями, и они отнесли его в подвал. Шаша проверила пульс. Похоже, девочка была мертва. Дидим спросил: «Ну что?» Шаша пожала плечами. Тогда он вдруг вытащил из кармана пистолет и дважды выстрелил в девочку. Худенькое тело содрогнулось и замерло. Заперев подвал, они поднялись в прихожую, Дидим бросил ключ в миску с фасолью, стоявшую под зеркалом, и отчетливо проговорил: «Фа-соль». Шаша спросила: «Зачем?» Он не ответил. И до сих пор ничего об этом не говорит.
– Ты считала шаги, – сказал Юг. – Зачем?
– Чтобы не забывать, на каком я свете.
– А фасоль – почему фасоль?
– Миска с фасолью в прихожей – в нее бросают ключи, монеты, зажигалки… Как думаешь, Юг, почему он в нее выстрелил?
– Инстинкт охотника. Жертва не должна мучиться, поэтому – finissez-la [51] .
– Дидим не охотник.
– Каждый мужчина – охотник. Если не убийца, значит, охотник. Одно из двух. Третье – псих. Если он добился успеха, как Дидим, – точно охотник, разве что охотится не на оленей и не на людей. Из тех охотников, которые мечтают погибнуть на поле боя, но умирают в постели.
51
Прикончи ее. (фр.)
– Он не псих, – сказала Шаша.
– А почему он сам об этом не говорит? – спросил Юг.
– Он вообще не говорит с той ночи. Паралич речи…
– А что врачи говорят?
– Пока ничего.
Юг покачал головой.
– Значит, ее надо похоронить, – сказал он. – Где-нибудь закопать. Думаю, проблем не будет. Пошли в подвал.
Шаша сунула руку в миску с фасолью, достала ключ, отперла дверь.
Мы спустились в подвал, прошли в помещение, где было заперто тело девочки, Шаша подняла простыню, Юг замер на несколько мгновений, потом оперся руками на стол и обыденным голосом проговорил, стоя к нам спиной:
– Это моя дочь. Ничего у нас не вышло с Маринкой, ее матерью, только вот дочь осталась.
– Юг…
– Мне надо тут постоять, а вы идите.
– Юг…
– Потом поговорим, – не повышая голоса, сказал он. – Не бойтесь ничего.
В дверях я оглянулся.
Юг стоял в той же позе – опустив голову и опершись руками о стол, на котором под простыней лежала его дочь. Может быть, всё дело в освещении, но его фигура показалась мне черной, как уголь.
Несколько минут мы с Шашей не могли вымолвить ни слова, а первым словом, которое с трудом выдавила из себя Шаша, было слово «дочь».