Дарованный остров
Шрифт:
В Пеларгире у них была небольшая, но прибыльная лавка. Край, откуда они были родом, славится кедровыми лесами, а значит и орешками. Орешки эти пришлись всем по вкусу. Вилли собирал их мешками, а Фрида и пекла их, и солила, и готовила разные сладости. Орешки охотно раскупали и дети, которые рады что-нибудь грызть день-деньской, и взрослые, как замечательную закуску к пиву. Слютко Хохмач тоже был их клиентом и однажды угостил их заморскими орехами — фисташками, и так они полюбились Фриде, что она, как говорится, век бы ничего не ела кроме фисташек. Слютко сказал, что в Нуменоре у него есть приятель, который занимается тем же, что и супруги Лускатики, только продает он фисташки. Было бы здорово, если б они объеденились, тогда люди в Средиземье могли
Подлый Слютко не уставал издеваться над Фридой, каждый вечер просовывая ей в клетку полную миску фисташек.
— Ну, разве твоя мечта не исполнилась? — елейным голосом спрашивал он всякий раз при этом. А та ни разу с тех пор, как попала в плен, не притронулась к орехам.
В тот день Арменелос гудел, как растревоженный улей. Ещё бы! Такое событие не могло остаться не замеченным. «Новый храм осквернён!» «Кто-то подшутил над Сауроном.» «Вы думаете Слютко и Громилло к этому причастны?» — шептались люди. Слютко и Громилло вовсе не были к этому причастны, напротив, они сами были в ужасе от происшедшего и трепетали, ожидая расправы, ломая головы над тем, как им оправдаться.
А случилось вот что. Когда рассвело, многие прохожие были поражены необычным обликом нового храма. Как правило, чёрный и мрачный, он был на этот раз расцвечен гирляндами флажков и воздушных змеев, завешан лентами серпантина и плакатами. Люди подходили ближе. Прежде всего, бросалась в глаза знакомая всем надпись: «Цирк Слютко Хохмача», только теперь призывная вывеска помещалась над входом в храм. А с обеих сторон свешивались сразу несколько плакатов в стиле тех, что зазывали публику в популярный цирк. Эти плакаты гласили:
«В цирке Слютко Хохмача Вам покажут палача — Идола-истукана Мелкора-великана! Чучело из Средиземья Всем на увеселенье, И от радости фырча Он вам спляшет ча-ча-ча Под дудку Выдрыча Громиллыча!»…и тому подобная всячина. Плакаты были расписаны яркими красками, а на стенах храма красовались карикатуры на Громиллу и просто весёлые рожицы.
Недоумение, смех и страх отражались на лицах, а толпа вокруг храма всё росла.
Саурон, которому донесли о надругательстве в храме, был вне себя от бешенства. Обычно сдержанный и сладкоречивый, он взревел, и шея его побагровела, жилы на ней вздулись, казалось, он с трудом ловит воздух. Он еле сдерживался, чтобы не послать весь Нуменор в геенну огненную.
Больше всего он был возмущен тем, что из короны Моргота исчез один из трех драгоценных камней. На алтаре корявыми белыми буквами была начертана надпись: «Здесь был Берен».
Фаразон тоже был возмущён тем, что в его столице кто-то посмел проделать все эти невероятные по дерзости вещи, но с другой стороны его забавлял гнев Саурона, которого, казалось, ничем не проймёшь. Впрочем, устойчивая ярость Саурона по поводу осквернения храма скоро вселила страх в короля. Саурон пророчествовал, что Мелкор не потерпит такого шутовства, и, чтобы умилостивить его, необходимо принести в жертву посягнувшего на его величие негодяя. Ещё больше этой жертвы жаждало уязвлённое самолюбие Саурона.
Прежде всего, Сауроновы разведчики наведались в цирк. Слютко, хозяин цирка, уступавший Громилле и в росте, и в весе, был ни жив, ни мертв, встречая их, да и братец его утратил былую прыть.
— Да, — утверждали они в два голоса. — Из цирка исчезли вывеска, флажки, серпантин и другой материал. — Но ни один из них не посмел бы глумиться над храмом даже в мыслях, более того, королю нигде не найти более почтительных и верных слуг, чем Хохмач и Выдрыч, а разукрасил храм, должно быть, их общий недруг.
Они, в самом деле, нисколько не походили на возмутителей спокойствия, но на всякий случай их всё-таки арестовали, цирк тщательно обшарили, перепугав «артистов». Братьев увезли на допрос для полного выяснения их причастности к преступлению.
Панику в городе посеял, конечно же, юный Исилдур. И кто знает, может быть, и на этот раз его лихие выходки сошли бы ему с рук, будь он осторожнее и не вздумай остаться в городе, чтобы полюбоваться плодами своего творчества. На этот раз Исилдур решил не подвергать опасности милую Лиэль, поэтому весь свой план мести он привёл в исполнение сам, не посвящая в него девушку. Краски и парусину для надписей ему добыли рыбацкие мальчишки, которые восприняли его идею с восторгом и визгом. Он связал их уста клятвой молчания, и знал теперь, что после такой клятвы они скорее умрут, чем нарушат ее. Ночью он подождал, пока Лиэль уснёт, нежно коснулся ее щеки губами и вышел во двор. Тихим свистом подал сигнал к сбору для своих маленьких друзей, и все они отправились в Арменелос. Там они быстро, бесшумно и с удовольствием немного почистили цирк и украсили храм. Мальчишки были ловки, как кошки, и не помнили на своём веку забавы веселей, чем эта. После того, как операция по превращению храма в цирк была завершена, Исилдур распустил всех помощников, наказав им держаться тише воды и ниже травы. Никто из мальчишек и не подумал возвращаться домой в ту ночь, все они сгорали от любопытства, им непременно надо было увидеть, как же воспримут горожане их ночные старания. Исилдур и сам еще не покинул детства, и поступил так же, как эти мальчишки.
Лиэль, проснувшись по утру и не обнаружив друга, не на шутку переволновалась. Она прошлась по посёлку, но нигде не нашла его. К тому же в нескольких домах пропали сыновья, и родители были обеспокоены этим. Увязав в мыслях перешептывания Исилдура с мальчишками накануне, Лиэль поняла, что друг её ушёл в Арменелос, чтобы отомстить Громилле за его хамство.
Лиэль была девушкой неробкой и тосковать в неведении долго не могла. Она решила пойти в город и узнать, что там произошло. «Если его поймали, то и мне нет смысла оставаться на свободе», — рассудила она.
Гред не уследил, как и когда она выскользнула из посёлка. Мусорщик был прав, оба они сбежали, не прожив у гостеприимного рыбака и трех дней.
Если Исилдур с мальчишками обхитрили охрану и беспрепятственно обошли все наблюдательные посты по дороге в город, то Лиэль попалась в лапы первым попавшимся стражникам. Её тут же доставили к Арфесту, который горячо поблагодарил всех богов за такую удачу.
Арфест тоже догадался, что проделка с храмом — дело рук Исилдура, на него же указывал и Громилло Выдрыч, отличавшийся проницательностью. И кому же, как не Исилдуру, знатоку древних легенд, пришло в голову упомянуть славного Берена.
Желая выслужиться перед королём и Сауроном, Арфест пообещал им, что уже к вечеру этого дня главный преступник будет пойман. Его задумка пришлась по вкусу Саурону, и он разрешил Арфесту поиздеваться над Исилдуром прежде, чем принесут в жертву этого осквернителя храма. Фаразон тоже не возражал, но на душе у него было неспокойно, потому что не хотелось конфликта с Амандилом. А если Исилдур умрёт, то войны с Верными не избежать. Саурон же, напротив, на это очень надеялся.
День выдался жаркий и безветренный, люди не приступили, как обычно, к повседневной работе: их занимали другие чрезвычайные события.