Давай сыграем… в любовь…
Шрифт:
— Он сказал, что видел тело, — девушка вздрогнула, — Молодая женщина… ей перерезали вены и кровью начертили знаки вокруг…это ужасно, — она закрыла лицо руками. Амалия, обладавшая живым воображением, тоже вздрогнула и слегка побледнела. Затем нахмурилась:
— Это было напечатано в газете?
— Не знаю… — Рудольф тоже нахмурился, — Эдмунд?
— Я не видел. Да и моя мать наверняка упомянула бы об этом, она никогда не упустила бы такую заметку.
— Жертва… — император задумчиво посмотрел на друга, —
— Северное королевство? — предположил тот, — Они — слабые маги…
— Да, у них больше в ходу оборот и превращение в зверя, — подтвердил Рудольф.
Амалия невольно вздрогнула, вспомнив ночные кошмары.
— Думаешь, они могли пойти на такое? — адъютант встревоженно посмотрел на императора, — Уничтожить правящую династию?
Тот покачал головой:
— Вряд ли. Сигурд умен и прекрасно понимает, что революция затронет и Северное королевство. Мне кажется, тут замешаны личные мотивы. Похоже, пора поговорить с этим Герольдом. Эдмунд!
— Хорошо, — кивнул барон, — Я узнаю, где он бывает, и мы пригласим его.
— Герольд живет на Блумаэрштрассе, каждое утро в десять он идет в свою типографию, расположенную на соседней улице, затем обедает с тетей, а вечером играет в карты в клубе, после чего они с Лилианой едут развлекаться до утра, — Мари все еще изучала тарелку перед собой.
— Бог мой, Лилиана вообще ничего не скрывала от вас? — воскликнул Рудольф, невольно бросая взгляд на Амалию.
— Почему же? Просто они часто обсуждали это с моей матерью, совершенно позабыв, что я сижу в комнате, — девушка пожала плечами.
— Как неосмотрительно с их стороны, — усмехнулся император, — Знаете, я уже рад, что вы появились во дворце.
— Я тоже, — отозвалась Мари и ойкнула, — Простите…
— Ничего страшного, — ободряюще улыбнулась ей Амалия, — Его Величество не любит церемоний.
Тот молча отсалютовал невесте бокалом. Барон вновь окликнул слуг, чтобы поменять тарелки. В присутствии лакеев обсуждать что— либо было невозможно, и разговор вновь перетек на ничего не значащие темы.
— Я не понравилась императору, — сокрушенно прошептала Мари, когда они с Амалией возвращались в свои комнаты.
— Глупости! С чего вы решили?
— Он так смотрел… словно я… это трудно объяснить.
— Рудольф на всех так смотрит, придется привыкнуть, — девушка с трудом подавила зевок: безумно хотелось спать, как всегда, когда приходилось расходовать свои магические силы.
— На вас он смотрит по— другому, — заметила Мари. Это было так неожиданно, что Амалия даже споткнулась.
— И как же он на меня смотрит? — поинтересовалась она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, хотя сердце почему— то учащенно забилось. Фрейлина задумалась, подбирая слова.
— Озадаченно. Словно не понимает, кто вы, — наконец сказала она.
— А,
Верная Герда ждала в будуаре. Точно уловив настроение госпожи, служанка молча помогла снять платье, облачиться в ночную рубашку, после чего тщательно расчесала густые волосы. Она хотела по традиции заплести косу, но девушка покачала головой:
— Оставь так, голова болит.
Дождавшись, пока Герда выйдет из спальни, Амалия поднялась и подошла к зеркалу и долго всматривалась в свое отражение, затем с досадой отвернулась. Достаточно равнодушно относившаяся к своей внешности, сейчас она желала хоть чуть— чуть быть похожей на свою сестру или даже на Лилиану. Уж на свою любовницу император никогда не смотрел озадаченно.
Повинуясь порыву, она вдруг опустилась на колени, затем взглянула на себя в зеркало, представила стоящего рядом Рудольфа, покраснела и вскочила — слишком уж унизительной показалась вдруг эта поза.
Сердито насупившись, Амалия решительно легла в кровать, натянула одеяло и закрыла глаза. Сон все не шел, в памяти то и дело всплывала то Мари, опасавшаяся родителей, то Лилиана, стоящая на коленях, то баронесса Фриш, советовавшая сыграть сказку и курящая папиросу за папиросой, девушке казалось, что волосы до сих пор пахнут табачным дымом.
А ведь еще были поцелуи Рудольфа. При воспоминаниях о том, как император сжимал ее в своих объятиях, её охватывала непонятная дрожь, не имевшая ничего общего с тем душевным трепетом, который она испытывала, когда ее целовал Клаус.
Клаус… Амалия вздохнула, она ведь почти не вспоминала о нем в последнее время. Тогда, три месяца назад, он прислал ей свои извинения, но Амалия не смогла ответить ему, слишком уж пристально следила эрцгерцогиня за своей дочерью. Да и — следовало признаться самой себе — образ юного возлюбленного несколько потускнел после тех злых слов, которых он ей наговорил.
Девушка вдруг подумала, что сейчас она даже рада всему, что случилось. Рудольф нравился ей гораздо больше, чем избалованный матерью белокурый красавец— кронпринц, и даже — чего уж тут обманывать саму себя — больше, чем Клаус.
Тем более эти поцелуи… Он целовал так и других. Сколько женщин побывало в его объятиях, Амалия вспомнила список и вновь ощутила непонятное отчаяние и злость.
Злясь на саму себя, девушка повернулась на другой бок и попыталась выбросить из головы гадкие мысли. Все давно решено, соглашения подписаны, и она выйдет замуж за Рудольфа, который дал слово относится к ней с должным уважением. Это было даже больше, чем могла мечтать любая девушка, которая бы оказалась на ее месте. Да и она сама, разве она не хотела именно этого?