Дай лапу
Шрифт:
— Ой, — засмущалась она. — Вы все-таки пришли.
— А как же? Мы люди подневольные… Не могли же мы вас подвести.
— Благородно с вашей стороны, — улыбнулась она.
— Однако не вижу товарищей судей.
— Отменяется. Не будет ничего.
— Красиво, — покачал головой Разлогов. — Вся подготовка насмарку… Прохор речь собирался держать.
— Понимаете, — виновато объясняла она. — Пукалов куда-то пропал. Мы ходили к нему на квартиру, звонили, нет его… Он никогда не приходит на обсуждение жалоб, но сегодня мы решили его
— Не страшно, — заметил Разлогов. — Мы, например, с Прохором нисколько не огорчились. Правда, хулиган?
— Правда, — буркнул Прошка.
— Всегда так, — обиженно сказала представитель правления. — Надоело. Пишут, требуют, а потом никого не найдешь.
— Вы говорите, Пукалов пропал? — Разлогова вдруг ущипнуло предчувствие. — Заводила?
— Он самый.
— Погодите, погодите, — у него духу не хватало вслух высказать свою догадку. — А может… Вы знаете, что сегодня на пустыре человек умер?
— Слышала. И что?
— А вдруг… это он?
— Да что вы, бог с вами, — замахала она на Разлогова руками. — Как вам в голову такое пришло?
— Я был там, видел его… С авоськой… Никто не мог его опознать. Пукалов, Пукалов… Он же не выходил из квартиры… Как, вы сказали, его зовут?
— Карп Семенович.
— Очень возможно. Пукалов Карп Семенович? Вы знаете, если верить в соответствие имени и облика… Я почему-то думаю, что это он… Вы знаете, я почти уверен.
— Перестаньте! Что вы такое говорите?
— А вы звонили? Узнавали?
— Какой смысл?… Все равно покойник, я слышала, без документов.
— А, по-моему, напрасно, — настаивал Разлогов. — Старик один жил?
— Один. В двухкомнатной квартире.
— Лет ему сколько?
— Я думаю, под восемьдесят.
— Вот видите, и тому тоже… Надо, по-моему, вскрыть квартиру.
— Да бог с вами. Вы что? Дверь ломать?
— Надо же проверить. А вдруг?
— Не наше дело, — отмахнулась она. — Как-нибудь без нас разберутся.
— Послушайте, — уговаривал ее Разлогов. — Человек умер. Наш с вами сосед… Надо хотя бы родственникам сообщить, пусть похоронят по-человечески.
— Да почему вы решили, что это он? — раздраженно возразила она.
Ей явно не хотелось ничего такого делать. Как видно, перед приходом Разлогова она настроилась идти домой, и тут как раз он так некстати со своей догадкой.
— Потому что видел его на пустыре. Близко, вот как вас сейчас… В плаще и шляпе, с авоськой… И теперь знаю, как его зовут.
— И всё?
— Немало, знаете… Пойдемте, прошу вас. Минутное дело. И будем спокойны. Вскроем квартиру. Организованно, с вами, представителем власти. Найдем документы, сверим, сличим фото.
— А если ошибка?
— Невелика беда. Спишите расходы на меня.
— На вас спишешь, — недовольно пробурчала она. — Такой скандал будет.
— Не будет. Зовите, зовите слесаря. Он в какой квартире обитает?
— В семьдесят третьей.
— Пойдемте вместе в семьдесят третью… Надо же, в конце концов, помогать человеку.
4
Слесарь сначала наотрез отказался. Без милиции, сказал, нельзя чужую квартиру вскрывать.
Разлогов долго объяснял ему, в чем дело, рассказывал про покойника, о своих подозрениях, слесарь — всё равно ни в какую.
— А за магарыч? — предложил он.
— Ну, если за магарыч, — почесал в затылке слесарь, — тогда рискнуть можно.
Взял фомку, топор, две стамески и молоток.
Они перешли в соседний подъезд и поднялись на третий этаж. Женщина показала квартиру, в которой жил Пукалов.
Сперва слесарь попробовал открыть дверь отмычкой. Но ничего у него из этой затеи не вышло. Дверь была старая, деревянная, но прочная, хорошо что не металлическая. Помня об обещанном вознаграждении, слесарь, не долго думая, достал из-под ремня топор, отбил косяк, испортил обивку и взялся вырубать часть стены — там, где находился замок.
Пока слесарь крушил стену, Прошка гавкал, возмущался и возражал, и утихомирить его было сложно.
Дело двигалось к завершению, когда замок вдруг щелкнул и дверь бесшумно (Разлогову показалось, совершенно чудесным образом) отворили изнутри.
Слесарь отпрянул, и выронил топор; он буквально остолбенел. Представительница правления охнула и закрыла руками лицо. Даже Прохор от неожиданности потерял дар речи.
На пороге стояла крупная пожилая женщина, которую Разлогов в доме никогда прежде не видел. Мужеподобное лицо ее с тяжелыми низкими скулами было бледным, устало-мрачным. В глазах — надменная суровость.
— Что вам угодно? — спросила она.
В голосе ее, как ни странно, не было ни обиды, ни злости, ни гнева. Спокойный, уверенный голос.
Разлогов путано, запинаясь, взялся объяснять:
— Мы думали, что у вас… И потом, собрание… А оказалось…
Прошка без разрешения прошмыгнул мимо хозяйки квартиры в прихожую. Его привлек странный приманчивый запах, запах какой-то затхлости, доносившийся изнутри, — этот резкий въедливый запах, находясь на лестничной клетке, слышал даже Разлогов.
— Чего не открывали-то? — виновато спросил слесарь. — Я вон сколько зря по вашей двери долбил.
— Не ваше дело, уважаемый, — с достоинством ответила женщина. — Это я вас вправе спросить, почему вы ломитесь в чужую квартиру?
— Ради бога, извините нас, пожалуйста, — начала оправдываться представительница правления. — Понимаете, на пустыре человек умер, и вот этот товарищ, — она кивнула в сторону Разлогова, — предположил, что… может быть…
Прохор коротко гавкнул, пискнул и жалобно заскулил.