Дай лапу
Шрифт:
— Да. Сына — Артем. А шницеля — Прохор, — представил домашних Разлогов. — Кто еще вас интересует? Может быть, деверь? Золовка, теща?
— Они с вами проживают?
— А нужно, чтобы проживали?
— Что вы, — очаровательно застеснявшись, произнесла соседка по дому. — Значит, я не ошиблась. Это вам.
Она перешагнула через порог и протянула Разлогову прозрачную розовую папку с какими-то бумагами.
— Что это? — спросил он.
— Познакомьтесь, пожалуйста. Прочтите. Прежде чем обсуждать этот документ,
Разлогов пробежал глазами заглавный лист. «Приложение к распоряжению Департамента жилищной политики и жилищного фонда города Москвы. Методические рекомендации по подготовке и проведению общих собраний собственников помещений в многоквартирном доме… Данные рекомендации могут быть использованы при проведении собраний членов товариществ собственников жилья (ТСЖ)… Общее собрание собственников помещений в многоквартирном доме является органом управления многоквартирным домом…»
— Солидно, — оценил он, повертев в руках документ. — Страниц двадцать.
— Да, — кивнула гостья. — Я пришла пригласить вас на собрание.
— Сегодня? — упавшим голосом уточнил Разлогов. — В воскресенье?
— Да, у нас, внизу, в вестибюле. В семь вечера.
— Обсудить этот исторический документ?
— Не только. Еще по поводу… изменившейся обстановки, ну, сами знаете, угрозы терроризма и всё такое… Не хватает людей. Надо укрепить домовый комитет. Мы опрашивали жильцов, но, увы… нет настоящей ответственности, понимания… Я член правления… Нужны новые кадры… И еще, — она снова скромно потупила взор, — относительно вашей собаки.
— А в чем дело?
— Видите ли… Поступило коллективное заявление от жильцов… Жалоба. — Женщина говорила, заметно смущаясь. Видно было, как она понуждает себя, сообщая о жалобе, стараясь, чтобы выходило проще, естественнее и в то же время достаточно строго. — Извините. Жители настаивают. Требуют, чтобы правление предупредило вас, ну, не только вас, а всех, у кого собаки в нашем доме, и, если нужно, то и наказало штрафом или как-нибудь еще… Всё решит собрание.
— Когда жалуются, не требуют, — хмуро заметил Разлогов.
Она развела руками.
— Моя обязанность предупредить… Так вы заглянете?
— Придется.
— Спасибо, — облегченно вздохнула она.
И собралась уходить. Но Разлогов ее задержал.
— Простите, — поинтересовался он. — Вы сказали, коллективная жалоба?
— Да.
— Странно, — удивился Разлогов, — неужели есть на свете что-то такое, что может наших людей сплотить?
— Что вы, недовольных много, — ответила она. — Но, с другой стороны, вы правы. Есть у нас старичок один, Пукалов Карп Семенович…
— Как? — удивился Разлогов. — Пу… Карп… Несчастный… Угораздило же родиться с такой фамилией… Простите, не понял. Ударение на «пу» или на «ка»?
Она смутилась:
— На «ка».
— Мы все-таки преступно равнодушны к ближнему, — Разлогов улыбнулся. — Живу и не знаю о такой выдающейся фамилии. В одном доме живу.
— А он редко выходит. Всё за столом, говорят, сидит. Старый, но очень активный. Очень. Что вы, тот еще экземпляр. Завалил нас бумажками. По старинке, на пишущей машинке печатает. Жалуется. Сначала от себя лично писал. Ну, мы не очень-то реагировали. Тогда он стариков и старух в нашем доме стал агитировать, в коллектив объединять.
— И объединил?
— Как видите.
— Интересно, каким же образом? Он же, вы сказали, из квартиры ни шагу?
— Да всё так же, по переписке.
— Понятно, — грустно сказал Разлогов. — И на что граждане жалуются, если не секрет?
— На всё. На ребят, которые под окнами бегают. На грязь, на автомобилистов, на уборочные машины, ну, в общем, на всё.
— Меня, как вы понимаете, больше интересуют собаки и их хозяева.
— А-а… Ну, знаете, не там лапу задирают, по газонам бегают и всё такое.
— Стало быть, ничего нового.
— Конечно, — сказала она и развернулась к двери. — Извините, что помешала… До свидания.
— Спасибо, что предупредили.
— Не за что.
Когда активистка ушла, Вероника спросила:
— Чего хотят?
— Сделать выволочку.
— Непременно в выходной?
— В выходной — доходчивее.
— Я бы на твоем месте не пошла.
— Посмотрим, — безвольно ответил Разлогов.
— Надеюсь, ты не слишком расстроен? — спросила жена. — Оценить способен?… Жаль, если я напрасно старалась.
— Ну, нет! Грубой животной радости им у нас не отнять.
— Тогда зови лежебоку.
Четырнадцатилетний сын их, Артем, еще не вставал — лежа в кровати, нацепив наушники, слушал в своей комнате музыку.
Разлогов подозвал к себе Прохора.
Пес подбежал, послушно сел перед ним, шевеля ушами, старательно делая вид, что ловит каждое слово.
— Вот что, дружочек, — обратился к собаке Разлогов. — Уяснил?… Граждане нами недовольны. И все из-за твоего недостойного поведения. Нас вызывают на ковер. Предстоит нагоняй. Может быть, штраф… Так что, разбойник, ты у нас кругом виноват. Давай, отрабатывай. Гони троечника к столу. Пировать будем. Понял?
— Понял, — весело откликнулся Прошка.
Спустя минуту из комнаты сына донесся ворчливый лай. Затем возня, шум. Они заскандалили.
Взобравшись на кровать, пес стягивал с Артема одеяло.
— Сколько можно дрыхнуть?
— Не твое дело, — отбивался Артем. — Тебя не звали.
— Вставай, ну! Завтракать зовут.
— Да отвали ты — привязался.
— Одеяло утащу. Голым будешь.
— Уйди, дай дослушать.