Дайвинг - Блюз
Шрифт:
— Но здесь тоже будет не совсем просто. Все это далеко и глубоко. Сделаем так: ты меня отпускаешь, я все
готовлю. Встретимся на Атлеше через два дня. Но только прямой обмен, выкуп, как хотите. Она без прочих предъяв
— против хлама вашего . И мы свободны. Все!
Он первым прервал разговор. Так нужно было по ситуации. Чтобы инициатива, уверенность, сознание силы в
данной ситуации была на его стороне.
Где-то за грудью, внутри, вместе с болью появился страх. Реальный, липкий. Страх за нее, за все, что было между
ними и может больше не случиться, сжал больно, огненным кольцом. Что это? Почему? И в самый неподходящий
момент! Любовь и страх управляют человеком. Наконец, так долго скитаясь по жизненному пути, испытал это
чувство — любовь. Сильную, страстную, взаимную. Теперь подкрался страх — паническое чувство близкой потери.
Потери самого дорогого — любимого человека.
Страх! Как тогда, когда свистели пули и рядом умирал раненный товарищ, с которым о многом мечталось про
жизнь на гражданке в перерывах между опасными заданиями Родины. А тогда, в камнях такого мирного на вид
чужого пляжа, он сидел над ним, близко склонившись, держал холодеющую руку и плакал. И слезы капали в эти
ненавистные, теплые, чужие ему волны прилива. Тогда его захлестнуло острое чувство безвозвратной потери и
обида на весь несправедливый мир. Как и сейчас, так отвратительно и жестоко! — похожее ощущение, иглой
буравившее мозг. Но он все-таки быстро взял себя в руки. И внутренне решился на что-то серьезное, опасное и
давно забытое. Воспрял, учуяв решающий бой.
Мутные терки
Из кабинета увела Данку подруга. Заварили кофе в небольшой свободной секретарской. Лерка никак не могла
успокоиться, поминутно потирая красную побитую щеку.
— Нет, Данка, прости ты меня: я тоже подсобила им. Наговорила лишнего со страху. И про пещеру подводную,
и вообще... А этот Колюня — сразу взялся бить меня, мразь. Ты ясно за что тянешь — за любовь. А я за кой хрен? А
он как? Любит тебя? Это что, серьезно у тебя с ним? Данка! Не дуркуй.
— Ой, Лерка, ты не представляешь, как все это серьезно. И не знаю, чем все закончится.
— Вообще шуму наделали с этим твоим возвратом. И еще я подбросила твоему в машину пакунок с травкой.
Ага. Колюня заставил. Такая была трава классная! И зачем? В натуре, ничего хорошего. Я не хотела. Но что я могла?
— Я тебя не виню. Ты просто сучка. Такая же, как и я. Остальное — все одно к одном, у— она словно
приходила в себя после этой терки. Приобняла Лерку и шептала уверенно: — Ты не сама, я знаю. Но я должна
помочь ему.
— Как мы можем помочь?
— Не знаю. Я даже не знаю толком, для чего эти гады замутили все это.
— Короче, я выяснила кое-что, — оживилась Лерка. — Оказалось, что твой Гоша — вовсе не Гоша, а другой
чувак, который кинул этих скотов, Эмира и всю их семью. Еще много лет назад. И ушел. С бабками или документами
— непонятно. Они рыскали за ним много лет. Не могли успокоиться. Ну, и мы должны были пробить его — чем
дышит и все такое. И выявили его с нашей помощью. В общем, полнейший детектив… — выпалила шепотом она.
Вдруг Данка сказала:
— Тихо, давай послушаем, о чем они там, нажмем на эту кнопочку на аппарате…
— Ты что? — испугалась Лерка. — Если узнают— они нас замочат.
— Без него мне и так жизни нет. — Она, трясясь от страха, дерзко включила внутреннюю связь с кабинетом.
Там рассматривали сделанные Леркой снимки.
— Он. Морда не та немного, но глаза такие же дерзкие. И хорошо сохранился.
Крутой и всесильный Эмир сомневался, ворочая своим грузным телом на скрипучем диване:
— Хотя если пластику сделал на лице и залепил все шрамы… Эти каины, еврохирурги, любую пластику
сейчас… лишь бы бабки. Смотри, все уважаемые и крутые после пластики ходят! Прикинь, другая репа, конкретно!
Так подойдет к тебе близко — ты и знать не будешь!
— Ты вроде после пластики даже похорошел. Киллеры хрен узнают, — "лизал" крутому Эмиру Колюня.
— Типун тебе! Следи за базаром, сявка!
— Нет, что ты, Эмирчик! — извивался испуганный Колюня, лыбился и закатывал глазки.
— Это потому что классные спецы делали. За пятьдесят косых евро всего, и жир убрали с брюха, и морду
подтянули. И жир длинной иголкой такой — фиить! А сами стоят в фартуках окровавленных, как маньяки!