Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев
Шрифт:
— Спаси бог тебя, хозяин, — чуть наклонил голову молодой. И в этот миг Чапура его узнал. Нечасто доводилось до сего дня бывать корчмарю в стольном городе волынской земли, а всё же бывало.
— Княже? Ростислав Владимирич?! — не веря свои глазам, корчмарь шагнул с крыльца.
Лицо молодого вмиг изменилось — из сумрачного стало совсем мрачным и настороженным. Он опасно прищурился:
— Не ори! Откуда меня знаешь?
Кмети приближались, и кое-кто уже приздынул из ножен меч.
— Так… во Владимире встречались, — развёл руками Чапура. — Ты уж не обессудь, княже.
— Тихо, тебе говорят, — повторил князь. — Ишь, расшумелся, будто кума любимого встретил. Народу в корчме много?
— Двое всего, — корчмарь сглотнул.
— Кто таковы? Не подсылы киевские часом?
— Путники случайные, — пожал плечами корчмарь. — Один не то с Турова откуда-то, а другой — из соседней веси.
— Здешний, говоришь? — князь задумчиво свёл брови.
— Да ты не сомневайся, Ростислав Владимирич, — понял его Чапура. — Он дальше своей веси да моей корчмы в жизни не бывал, откуда ему тебя знать.
— Добро, — кивнул Ростислав. — Вот чего, корчмарь… как звать-то тебя?
— Чапурой кличут.
— Горница отдельная есть, Чапура?
— Как не быть, — опять сказал корчмарь.
— Я у тебя в той горнице подожду, — задумчиво сказал князь. — Скоро ко мне человек должен приехать. Отай, понял?
Чапура молча кивнул.
— Так ты, если и его когда видал тоже, не вздумай орать на весь двор. Внял?
Чапура опять кивнул. Чего уж тут не понять… Отай так отай.
— А поспеет путник-то твой?
— А чего? — не понял князь.
— А поглянь-ка, — корчмарь повёл головой к закатному окоёму. Оттуда медленно, но неуклонно надвигались лиловые грозовые тучи. Воздух густел, становилось трудно дышать.
— Гроза его не остановит, — Ростислав Владимирич усмехнулся. — Он человек непростой. Если вообще человек…
За окном равномерно и мощно шуршал весенний дождь. Гроза рокотала и ворочалась где-то в стороне, весело сверкала молниями, и только изредка прямо над корчмой раздавался трескучий и гулкий разряд.
Чапуре скучно уже не было, невзирая на то, что корчма опустела — оба гостя, и туровский путник, и местный весянин, давно убрались за дверь, чтоб продолжить знакомство в ином месте, скорее всего, у весянина дома, к вящей «радости» его жены. Корчмаря грызло любопытство — не каждый день князь отай приедет к тебе домой.
Княжьи кмети сидели в корчме, но не шумели и — удивительное дело! — пили только квас. А когда Чапура спросил, где они будут ночевать, старшой беспечно ответил — а в конюшне! Князь сидел безвылазно в горнице.
Ждал.
А Чапура сидел внизу и думал — кто же это такой, что должен отай приехать к Ростиславу Владимиричу. Что за непростой человек, если его так ждёт в одинокой корчме гордый и самолюбивый волынский князь.
А то и не человек?
Да кто же такой?
Чапура тоже ждал.
За окном сверкнуло так, что в корчме поблекли огоньки светцов. А в следующий миг грянуло — Чапура подпрыгнул и перекрестился, а после ещё и очертил голову, сберегая себя от гнева Перуна. Крест на груди отнюдь не мешал ему, как и большинству русичей, почитать Перуна, Дажьбога и Велеса.
Грохот ещё не стих, когда дверь распахнулась. Поток сырого холодного воздуха едва не загасил светцы. На пороге, словно вынырнув из мутного дождя, возник человек — в длинном плаще и посаженной набекрень шапке.
Незваный гость переступил порог. С него лилась на пол вода, хлюпая, вытекала даже из сапог, будто он не просто побывал под дождём, а окунулся в воду с головой. Дорогой тёплый мятель был безнадёжно испорчен водой и грязью — чистить теперь, не отчистить.
Гость обвёл взглядом пустую корчму, на миг задержал его на княжьих кметях в углу и удовлетворённо хмыкнул. Корчмарь и глазом моргнуть не успел, как чужак очутился у самой стойки.
— Поздорову, хозяин, — он весело улыбнулся.
Чапура озадаченно поздоровался. Гость сразу поставил его в тупик: на вид лет тридцать — тридцать пять, короткая борода и усы цвета дубовой коры. Из-под туго сидящей шапки выбиваются длинные волосы. Одет богато, мало не по-боярски, кое-где и золото блестело. Да и было в нём что-то неописуемое словами и невыразимое, такое, что видавший виды Чапура сразу про себя решил: непрост.
— Тут меня дожидаться должны, — пришлец утёр мокрые усы, зачем-то посмотрел на руку. Оборотясь, он опять скользнул взглядом по кметям, за столом, кому-то кивнул. Снова глянул на Чапуру и твёрдо досказал. — Князь Ростислав Владимирич.
— Он наверху, — опустил глаза Чапура. — По лестнице подымись, господине. Там всего одна дверь.
— Добро, — гость шагнул к лестнице, бросив через плечо. — Пождите, други.
Тут только Чапура заметил, что дверь на крыльцо всё ещё отворена, а у порога стоят ещё люди — трое. Бритоголовые и длинноусые, по русскому войскому обычаю. Но один явно не кметь, а, самое меньшее, гридень. Да и по возрасту пора бы ему в гриднях ходить. Чапура прекрасно знал, что не всякий кметь к старости гриднем становится, но тут что-то так и шептало — гридень. То ли взгляд — отстранённый и твёрдый, то ли выражение лица, навыкшего приказывать.