Дед Фишка
Шрифт:
Три недели тому назад пришла она с эстонских хуторов в Сергево и нанялась к Зимовским в работницы. Всего она тут насмотрелась. Степан Иваныч в содружестве с карателями грабил партизанские семьи, лютовал, расправлялся со своими недругами. Но оборвалась его поганая жизнь от пули деда Фишки. Ночью Маняшка сама помогала Василисе перевезти труп с постоялого двора в дом Зимовских, а на другой день она видела, как вели по селу на расстрел в березник толпу мужиков. Был среди них и дед Фишка.
Угрюмо молчали партизаны. Матвей стоял, опустив голову, не перебивая,
Долго никто не осмелился заговорить. Шли минуты за минутами, шумел заунывно пихтач, и в скорбном, словно погребальном поклоне, свесив ветви, стояли у подножия холма берёзки.
Маняшка заговорила о жизни в Сергеве, о приезде новой партии солдат, о том, с каким нетерпением мужики ждут выхода партизан из тайги.
Посветлел взор у Матвея, задвигал ногами, стоявший без движения Старостенко, Антон перестал грызть мундштук и веселеющими глазами поглядел на командующего. А Маняшка всё говорила и говорила, не подозревая, что доносит штабу вести первостепенной важности.
— Спасибо, Маня, большое тебе спасибо, что пришла, рассказала! — с теплотой в голосе проговорил Матвей и перевёл глаза на Старостенко. — Илья Александрович, прикажи собрать ко мне всех командиров.
Маняшка поняла, что ей надо уходить, но уходить она не хотела. Она обеспокоенно посмотрела на Матвея, на стоявших рядом с ним командиров.
— Ты сыта, Маня? Дядя Петра, ты кормил её, нет? — обратился Матвей к старику Минакову.
— Она, вишь, желает у нас остаться, Матвей Захарыч, — сказал старик.
Маняшка подняла глаза на Матвея — в них была теперь мольба.
— У нас желает остаться? — переглядываясь с Антоном, зачем-то переспросил Матвей.
Маняшка наклонила голову, повязанную белым полушалком.
— Я не боюсь, Матвей Захарыч, — пробормотала она. Матвей стоял, о чём-то раздумывая. Антон тоже молчал. Старостенко переступил с ноги на ногу.
— Барышня совершила благородный поступок — она доставила нам очень ценные сведения, но… — Старостенко развёл руками, — дела ей в партизанской армии не вижу. Лазаретов у нас нет, прачечных тоже, а жизнь наша походная, трудная…
— Ну, куда же, Лександрыч, ей в таком разе деваться? С отцом у неё нелады, идти обратно в Сергево опасно, — возразил Пётр Минаков.
Партизаны с сочувствием смотрели на Маняшку. Да и сам Матвей был на её стороне.
— Ладно, Маня, оставайся, — сказал он. — Только выдержишь ли? Живём мы видишь как — в шалашах, а то и совсем под открытым небом.
— Выдержу! — твёрдо ответила Маняшка, и глаза её просияли радостью.
Ночью партизаны напали на Сергево. Они вошли в село под покровом темноты, бесшумно окружили дома, указанные Маняшкой, и перебили всех солдат и офицеров до единого.
Нападение было внезапным, белые не успели оказать серьёзное сопротивление. Партизаны понесли незначительные потери: один был убит офицером и трое получили лёгкое ранение от случайных пуль.
Среди захваченных трофеев
Утром Матвей с Антоном пошли за село, в березник, но на месте расстрела нашли только кучу свежевзрытой земли. Каратели успели закопать расстрелянных.
Матвей и Антон остановились, сняли шапки и долго стояли, молча, каждый по-своему в душе оплакивая деда Фишку.
13
Передневав в Сергеве, партизанская армия двинулась на Волчьи Норы. Захватить село ударом в лоб было трудно. По точным данным разведки, кроме карательного отряда штабс-капитана Ерунды, в Волчьих Норах обосновалась колчаковская милиция. Матвей решил обмануть противника и с этой целью направил один из отрядов на Соколиновку. Дорога на Соколиновку соединяла Волчьи Норы с городом, и белые ни за что не допустили бы захвата этой деревни партизанами.
Партизанская армия имела теперь полтораста лошадей. Штаб армии создал конный отряд, возложив командование им на Тимофея Залётного.
Отряду поручалось захватить Соколиновку, дождаться прихода белых и, отвлекая их, уйти в лес. В этот момент главные силы партизанской армии должны были обрушиться на Волчьи Норы.
Маняшка была послана в Волчьи Норы разведчицей. Ей предстояло под видом найма на работу появиться у Юткиных или Штычковых и в разговоре, между прочим, упомянуть о движении партизан на Соколиновку.
Девушка справилась с заданием успешно.
Версты за две до Волчьих Нор её нагнал Демьян Штычков, возвращавшийся вместе с одним из офицеров из города. Офицеру приглянулась девушка, он заставил Демьяна остановиться.
— Садись, красавица, подвезём! — крикнул офицер. Демьян, вглядевшись в лицо девушки, спросил:
— Степана Дубровина дочка, ежели не обознался?
— Она самая, — ответила Маняшка и засмеялась. — А вот тебя, дядя Демьян, и не узнаешь. Я думала, купец, какой с барином-офицером едет.
— Ну, садись, коли их благородие приглашает, — сказал Демьян и, потеснившись, освободил в кошёвке место между собой и офицером.
Маняшка забралась в кошёвку. Демьян тронул вожжами лошадей.
— Откуда и куда, девушка, путь держишь? — спросил офицер.
— Из Сергева иду, — ответила Маняшка.
— Из Сергева? — встрепенувшись, переспросил Демьян. — Так видь… Там, говорят, партизаны появились.
— Вот потому и ушла оттуда. Сам знаешь, моё дело, какое, дядя Демьян, — начала рассказывать словоохотливая Маняшка. — Всё лето в работницах жила у Степана Иваныча Зимовского. А тут сначала Степана Иваныча партизаны убили, а потом и сами в село нагрянули. Всех богатых мужиков разом замели в каталажку, не у кого теперь и на работу пристроиться.