Декоративка. Книга 1
Шрифт:
И прикрыл плотно дверь за собой.
Меня не интересовало, зачем и как он будет подчищать следы. Я потрогала свое опухшее лицо и придвинулась ближе к очагу. Какое-то время я сидела, как зачарованная, ни на что не реагируя, затем бодрое потрескивание огня и тепло, блаженное тепло вернули меня к жизни, и кровавая занавесь впечатлений развеялась. Я вернулась в реальность и, ощущая жажду, встала, чтобы отыскать чистую воду. Вода не отыскалась, зато нашлось молоко в кувшине на полке. Напившись, я вытерла губы и посмотрела на Зена.
Он умрет, в этом нет сомнений.
Но я буду жить. Буду! И никогда не смирюсь с участью, которую Шариан
Когда Треден и его волк вернулись, Зен уже не кашлял и не дергался; хотя кровь перестала показываться из его носа и рта, меловая бледность лица говорила о том, что все плохо. Больше всего я боялась того, что он умрет при мне, но Зен дотянул до возвращения Тредена.
Мэнчи замерз и устал, к тому же, как я знала, у него самого были раны, пусть и неопасные, но он не дал себе и минуты передышки: как только вернулся, снова взялся за Зена. Уложив его на бок и придерживая за голову, он раскрыл его рот и стал слушать, что происходит у того внутри. Внутри происходило нечто очень плохое… Если сломанное ребро поранило легкое и то наполнилось кровью, то мы ничем помочь не сможем. Тут нужен врач, инструменты, медикаменты…
— Умрет, — уверенно сказала я, без злорадства, но и без сожаления.
— Зен-то? — неожиданно усмехнулся Треден, помогая ему принять более-мене безопасное положение. — Он парень живучий. Оправится.
— Вряд ли. В этом чертовом мире шансы дожить до седых волос вообще очень малы. Ни врачей нормальных, ни лекарств…
Мэнчи покосился на меня задумчиво.
— Лицо у тебя нашенское, а вот говор — нет. Много и чуднО балакаешь. Из каких ты краев?
— Из очень дальних краев… Настолько дальних, что ты себе и представить не можешь.
— Что же это за края такие, Ирина? Расскажи.
Голос Тредена подобрел, стал мягче, да и то, как он произнес мое имя, подсказало мне, что он хочет со мной подружиться. Или хотя бы не враждовать.
Настала моя очередь рассматривать его лицо. Кожа смуглая, обветренная, плотная, под глазами тяжелая сетка морщин, крупный мясистый нос алеет после мороза, волосы и борода черные, густые, с частыми нитками седины. Глаза большие, темно-карие, как вишни.
«А он темнее, чем прочие, — отметила я. — Жгучий брюнет, коих здесь мало».
— Ты сам из каких краев родом?
— С юга, — охотно ответил Треден. — Родился и жил в третьем ов-вене отца Чау, покуда меня не перешибли отцу Хауну.
— Перешибли?
— Продали, — пояснил мэнчи.
— Значит, ты урожденный имперец. А я родилась не в империи.
— Где?
— Неужели тебе интересно, откуда я, дикарка бешеная, родом? — спросила я с усмешкой.
— Верно, бешеная, — тоже усмехнулся Треден. — Зен говорил, что ты брыкливая да трепливая. Чуть что — подбородок кверху и давай шипеть, как кошка лесная. Имперские женщины другие, воспитанные.
— Куда мне, убогой варварке, до вас, просвещенных цивилизованных имперцев… — проговорила я с надменным видом. Треден еще раз усмехнулся.
Млад чихнул, и я резко повернула голову его сторону. Это движение отозвалось болью в лице; я застонала и приложила ладонь к месту удара.
— Снег бы приложить, — посоветовал Треден.
— Прикладывала постоянно. Все равно отек большой.
— Дай гляну.
Мужчины с некоторых пор стали для меня олицетворением боли и опасности, но когда мэнчи потянулся ко мне, я не отстранилась, и позволила его большим пальцам
— Да-а, — протянул он. — Крепко по тебе шарахнули.
— Шарахнул, — машинально поправила я. — Зен.
Мэнчи помолчал немного, и уточнил:
— Зен просто так бить не станет, особливо так крепко. Чего натворила, Ирина?
— Пусть сам тебе расскажет. Если выживет.
— Выживет, конечно!
Я посмотрела на лежанку, на которой боролся за жизнь желтоглазый.
Мне совсем не было его жаль, я ничего не чувствовала, глядя на него, кроме подавленности, которая всегда случается, когда кто-то умирает, и ты осознаешь, что все мы смертны, да досады за то, что он своей смертью принесет мне неприятности.
Хотя нет… я чувствовала кое-что еще. Отвращение. К самой себе. Я опустилась до их уровня, толкнула его без сомнений… стала убийцей. Точнее, формально стану, как только он покинет этот мир. Ведь не будь падения, он бы с легкостью справился с теми мэнчи.
Заметив, как я поглядываю на Зена, Треден сказал:
— Он не умрет, не переживай.
— О нем я точно не переживаю.
— Я тоже не переживаю. Зену не суждено умереть таким молодым. Боги не для того вырвали его из лап смерти в самом младенчестве, чтобы он бесславно испустил дух в моей хижине, так и не успев сделать ничего путного.
— Как же ему суждено умереть? И когда? — спросила я иронично.
Треден мою иронию не воспринял и ответил вполне серьезно:
— Мне это не ведомо. Но жизни и силы в нем еще надолго хватит. Неужели ты не видишь?
Я покосилась на Зена. Даже издалека его лицо поражало бледностью.
— К утру откинется.
— Не надо ненавидеть его только за то, что он твой хозяин, — осудил меня Треден.
Я отвела взгляд и сжала губы, не желая далее поддерживать разговор.
Зен… я его не только ненавижу, но еще и боюсь и презираю, причем зачатки этих чувств родились в ту ночь, когда он разозлился на меня за то, что сам же меня захотел. До сих пор помню стальную хватку его рук на своей талии, сорванное дыхание, дикий блеск глаз… А позже? Он смотрел на меня волком, намеренно грубо обращался, словно мстил за то, что я увидела его однажды поддавшимся влечению. А купил он меня, чтобы я вернула ему золото, но не будь я так слаба после ярмарки, он наверняка меня бы еще и насиловал весь месяц, утоляя свои животные желания… Ведь он животное, злобное животное.
«Злобное животное», словно услышав мои мысли, застонал. Треден кинулся было к нему, но остановился, когда услышал мое циничное и злое: «Бесполезно».
Я сразу же пожалела о своих словах, но, с другой стороны, просто сказала правду.
— Поспи, Ирина. Ты устала, — тихо произнес Треден, и указал в другой угол, туда, где мы не так уж давно познакомились с Кретой. Я разместилась на той же кровати и, поджав колени к животу, закрыла глаза.
Что дальше меня ждет?
Когда я проснулась, Зен еще был жив. Он оставался жив и ночью, и на другой день, хотя выглядел по-прежнему как кандидат в трупы. Еще через несколько дней моя уверенность в том, что он умрет, начала таять. Зен все чаще начал приходить в сознание, но говорил мало, и почти не двигался. Бледный, осунувшийся, с заострившимися чертами, недвижимый, он казался очень слабым, но когда я увидела его взгляд — спокойный и решительный взгляд человека, который собирается жить долго — то поняла, что Треден не приукрасил: силы и жизни в нем надолго хватит.