Декоративка. Книга 1
Шрифт:
Пока Зен медленно, но стабильно восстанавливался, Треден занимал меня делами. Сначала я работала в стиле подай-принеси, выполняла мелкие поручения: прибраться, почистить горшки, приготовить что-то. Я старалась, честно старалась, но мэнчи неизбежно оставался недоволен, и поражался, как женщина может быть настолько неумела в быту.
Но что я могла поделать? Быт в нашем мире и в этом мире отличались разительно.
Мне нужно было учиться практически всему: как устроен дом, что можно и что нельзя сдвигать с места, как растапливать очаг и проверять тягу в трубе, как правильно подвешивать котелок, как чистить котелок, как отмерять правильное количество ингредиентов
Увлекаясь одним делом, я забывала про другое, например, про то, что огонь надо поддерживать, свечи беречь, воду особо не тратить. Я совершала досадные детские ошибки; однажды кувшин молока разбила — неправильно взялась. В сердцах Треден иногда замахивался дать мне подзатыльник, но всегда сдерживался. Он вообще старался быть со мной терпеливым, но его терпение имело свои границы.
Жилище у мэнчи, как, впрочем, и у Зена, было самое простое, даже без сеней и дощатого пола, и такой «комфорт» накладывал на быт свой отпечаток. Вроде бы и есть свет от свечей, но сами свечи надо беречь. Вроде бы совсем недавно дом хорошо прогрелся — а ночью просыпаешься от холода. В туалет захочешь — иди на улицу, отойди к «назначенному» месту, даже если вьюга на улице. Ходить в ведро дозволялось только Зену по понятным причинам, и это самое ведро опорожнять вменялось в обязанности мне.
Еще и постоянный голод сводил с ума. Нет, мы не голодали, просто, в отличие от Зена, Треден не приносил ни меда, ни яиц, ни пышных булочек: только самый дешевый хлеб да кувшин молока. Основной наш рацион составляла кислая капуста из кадушки, приготовленная в разных вариациях да приправленная сушеными толчеными травами, хлеб и репа.
Млад тоже был не в восторге от такой пищи, но не жаловался. Его сородичам в лесу было хуже: он-то хоть что-то постоянно ел, а те зависели от удачи на охоте.
Я продолжала худеть. Раньше, в другой жизни, я была девушкой в теле и мне шла эта женственная пухлость, на нее я парней и ловила; Сашка обожал мои формы и любил называть меня булочкой. Теперь я боялась представить, как выгляжу, и даже радовалась отсутствию зеркал, избегала смотреть на себя в воду. Только иногда подмечала безразлично, что пальцы у меня стали совсем тонкие, как сухие палочки, которые могут переломиться, если их сильнее согнуть, и что шнурок заштопанных штанов Зена, которые я продолжала носить, постоянно приходится затягивать потуже. От меня остались только кожа да кости… Волосы я каждый день перед сном расчесывала красивым деревянным гребнем, который остался у Тредена от какой-от декоративки, а потом прятала под замасленный платок: то, во что они превратились без должного ухода, невозможно было убрать в более-менее пристойную прическу.
Треден — охотник, но пока мы с Зеном вынужденно у него гостили, он охотиться не ходил, опасаясь надолго оставлять меня одну наедине с желтоглазым. Или же дело было в том, что снаружи свирепствовала зима и он опасался выходить в такую погоду.
О, какая это была зима! Даже не зима — зимища, безжалостно холодная, снежная, мрачная… Иногда, слушая завывания ветра и представляя, как заносит снегом дом, я осознавала, что начинаю зиму олицетворять, что она представляется мне как зловещая богиня, желающая нас уничтожить… Вот что сделал со мной это мир — превратил, в самом деле, в дикарку, которая начинает бояться несуществующих богов! А вот Треден, конечно, верил в богов, и был уверен, что именно они в очередной раз спасли Зена,
Тредена я не боялась совсем. От него исходила приятная, уютная энергия, и ни разу — ни разу! — он не посмотрел на меня, как мужчина на женщину. Да, он порой злился на меня, но злился, как злятся на озорного ребенка. Несмотря на свою несомненную брутальность и внешнюю простоватость, бородач отнюдь не был прост. Он упорно избегал называть меня декоративкой или, как это принято у мэнчи — «декой», и старался обращаться ко мне по имени. Когда я хитрила и прикидывалась слабой, мэнчи сразу меня раскусывал и давал работу потяжелее, а когда я и в самом деле плохо себя чувствовала, давал отлежаться.
Треден был чем-то неуловимо похож на Кирила, и это меня располагало к нему. Может, я просто чувствовала, что он хорошо ко мне настроен, и поэтому не боялась его, не ждала каверзы или жестокости. А вот Зена я боялась по-прежнему, и порой, ощущая его взгляд на себе, холодела. Он так и не рассказал, что я столкнула его с обрыва, и интересовался только, не ищут ли тех мэнчи, которых они убили тогда. Треден говорил, что хорошо спрятал тела, и что никто не искал этих мэнчи, а если и беспокоились их пропажей, то винили гуи, которые любят полакомиться человечиной. Так и закончилось то наше злоключение — словно ничего и не было.
Мой первый месяц в качестве декоративки подходил к концу.
Глава 11
— Собирайтесь, — сказал как-то утром Треден, после того как мы разделались с немудреным завтраком.
Я тяжело вздохнула и опустила взгляд. Вот и подошел к концу мой «отпуск» в этом доме… Придется вернуться в город, к распорядителю Гадо, снова готовиться к торгам и гадать, какой мэнчи на этот раз меня получит.
— Ирина, одевайся, да потеплее! И возьми еще чистую одежду с собой.
Я поднялась из-за стола и пошла в угол, за занавеску. Пока я складывала одежду за ней, Треден помогал одеться Зену; при этом они тихо что-то обсуждали. Приготовив себе чистую мужскую рубашку, платье примитивного кроя из примитивного материала, и обмотавшись шалью, я натянула тулуп, поправила платок и вышла из-за занавески.
Зен уже был одет и сидел на лавке; Треден торопливо укладывал в сумку вещи. Надев верхнюю одежду, бородач накинул ремень сумки на плечо, подошел к Зену и помог ему подняться.
Млад уже был готов к прогулке и стоял у двери; я не осмелилась подойти близко к волку. За все это время мы с ним так и не подружились и относились друг к другу с настороженностью. Когда мне не спалось ночью, я замечала волка у самой занавески — зверюга сидел и смотрел на меня своими глазами-фонарями, всем своим видом говоря: «Я слежу за тобой».
— Чего замерла? — спросил Треден. — Отворяй дверь.
Я обошла волка, открыла с усилием тяжелую скрипучую дверь и вышла.
День ослепил меня; погода в этот день стояла тихая, ясная. Морозец уплотнил высокое и плотное покрывало снега, так что он затвердел и блестел на свету, словно на нем рассыпали тысячи крошечных бриллиантов. Притерпевшись к яркости дня, я, прищурившись, взглянула на небо — оно было чистейшей лазурью.