Дела семейные
Шрифт:
– Ларс!
Негоже произносить имена родственников с таким змеиным шипением.
Я поднял голову. Раннвейг смотрела на меня сверху вниз.
– Я не хочу, чтобы была хоть какая-то вероятность, что меня выдадут замуж за Торстейна Родъера.
Бамс! Ранее не замеченная крышка ведущего на чердак люка с грохотом захлопнулась.
Вернувшись в свою комнату, я, не раздеваясь, завалился на кровать поверх одеяла. В отличие от города, где в домах и на улицах горят фонари и каждый расходует время по своему разумению, в замках течение жизни зависит от
Сильно не понравилась мне ситуация с Раннвейг. И дело даже не в том, что племянница задумала, а в последней ее фразе: «Я не хочу, чтобы меня когда-нибудь выдали замуж за Торстейна Родъера!» С чего б это вдруг? Что я не знаю про собственную семью?
Понятно, что до восемнадцати годов никакое замужество Раннвейг не светит. Къоли клан богатый, знатный и сильный, трудно представить, что может заинтересовать родичей настолько, чтобы выдавать девчонку замуж против ее воли. Какие-то неясные, на пять шагов вперед просчитанные, известные только верхушке межклановые интересы? Или забота о сохранении чистоты благородной крови, когда вурдесса может вступить в брак только с вурдом? Подходящих женихов в округе не так уж много…
Может быть, сейчас Торстейн Родъер Къолям напрочь не нужен, а лет через десять…
Насколько я знаю, никого из братьев с женитьбой не принуждали, невест себе они искали сами. Но были ли их браки счастливыми, заключенными по любви, или благополучие их внешнее, а в основе интересы клана и спокойная покорность неизбежному?
Тьфу ты, пропасть! Я аж сел на кровати. Права Раннвейг, совсем одичал, если собственную семью подозреваю в том, что способна продать девчонку.
Сегодня этот Торстейн Родъер приедет к обеду за окончательным решением по поводу сватовства. Поглядим, что за персона. Может быть, окажется вполне приличным человеком, и через несколько лет повзрослевшая Раннвейг сама охотно пойдет с ним под венец. У нее же сейчас в голове двадцать пять «хочу» и все друг другу противоречат.
А все-таки повезло нам с Хельгой, что мы младшие дети в клане древнем, многолюдном и богатом. А еще что Къоли издавна считают, что испортить благородство крови может только личное бесчестье ее носителя.
Глава 4
Глава 4
Если честно, людей я не люблю. Не то что ненавижу весь род человеческий и желаю ему всяческого зла, но в многолюдстве и суете теряюсь и быстро устаю. Потому и по улицам стараюсь долго не ходить, если только с кем-то из своих. Любезные родичи говорят, что если на Торгрима Тильда, чтобы застать его в ратуше, нужно было устраивать засаду, наставник все рыскал по городу в поисках новостей и событий, то для меня было бы счастьем сидеть с утра до вечера, запершись в архиве, читать старые документы и общаться только с крысами. Преувеличивают, но, признаться тихо-тихо, я не прочь провести так денек-другой.
Поскольку людей я не люблю, ну, за исключением некоторых, то и разбираюсь в них плохо. Потому и очень рад был, что прихожусь Раннвейг родичем не первой очереди и мнение мое на судьбу племянницы влияет мало.
Во время встречи с ее предполагаемым женихом скромно сидел у дальнего конца стола, послушивал да поглядывал.
Торстейн Родъер мне не понравился. Ничего не скажу насчет его красоты, я в мужской пригожести не разбираюсь, а вот манеры… Не то чтобы было в них что-то плохое, только… Вот, например, пряник – хорошая штука, но после него хочется вымыть ставшие липкими пальцы.
Источая невозможные сладость и благость, Родъер разговаривал только с отцом и Хельгой. Не обращал никакого внимания на надувшуюся Раннвейг. Братец Свен что-то спросил, но ответа так и не дождался.
А вот это уже если и не оскорбление, то изрядное неуважение. Старший сын, наследник херреда, не последний человек в семье. С ним общаться надо.
Но, может, сосед так волнуется, старается произвести хорошее впечатление, что и сам уже не соображает, что творит.
Фунс его знает, как бы я сам выглядел, если бы пришел свататься к Герде, а там не один Оле Сван, который знает меня чуть не половину жизни, а толпа придирчивой родни.
Лучше смотреть на Хельгу, ориентируясь на ее мнение о потенциальном зяте.
А сестре Родъер не нравился. Нет, она была исключительно мила и приветлива, но я заметил, что уже минут через пятнадцать общения главный прознатчик Гехта начала разговаривать с соискателем руки ее дочери в той же манере, что с пойманным на базаре воришкой. Тот уже рад радешенек и доволен собой, что так ловко обхитрил эту простодушную доброжелательную женщину, которая слушает его и верит каждому слову, и не понимает, что Хельга, задавая вроде бы наивные, а то и вовсе бестолковые вопросы, потихоньку тянет из задержанного правду, которую вдруг предъявит ему в неопровержимом обвинении.
Обед между тем закончился. Родители и Хельга пригласили Торстейна Родъера для дальнейших переговоров в кабинет отца. Остальные разбрелись кто куда.
Я выследил Раннвейг.
Племянница сновала в подозрительной близости от кхарни. Взяв кружку с барком и книгу, я обосновался на ступенях становой башни так, чтобы видеть девчонку. Люди правы, я действительно слишком много времени провожу в закрытых помещениях, надо иногда дышать свежим воздухом.
Двуногая лисичка между тем натаскала на двор мха из сарая, потом сбегала на кухню и вернулась со сковородкой. Утварь-то ей зачем? Якобы приданое, чтобы убедить незадачливого жениха в серьезности своих намерений?
– Что затеваешь? – безразлично спросил я, усердно косясь в книгу.
– Гадать буду.
– Как?
– На мох кладут сковородку, – ответила Раннвейг, рассеянно помахивая названным предметом. – Потом встают на нее. Мох, заскрипев, назовет имя суженного.
– Сковородку вытерла?
– Зачем?
– Если жирная, то поскользнешься, рухнешь, скажешь «Фунс!», вот и будет у тебя суженный…
– Чтоб ты понимал в девичьих мечтах!.. Ой, смотри! Что-то происходит!
Из замка вышел братец Свен и церемониальным шагом направился к воротам.
Мы с Раннвейг мигом взлетели на высокое крыльцо, с которого все было хорошо видно.
Открыв ворота, Свен вернулся обратно.
То, что случилось затем, предугадать было трудно.
Из замка вышли четверо братьев, вынесли, держа за руки и за ноги Торстейна Родъера, проследовали за ворота и там, хорошенько раскачав гостя, бросили его в большой глубокий сугроб. Свен, следовавший за ними с видом церемониймейстера королевского двора, метнул вдогонку шляпу.
– Отказали! – сделала вывод Раннвейг.