Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
— Ищущий… Тебе подходит, — Кречет взъерошил ему волосы. — Вон, доискался уже. Надо же, я был уверен, что мы на нужный поворот свернули. А оно вон как, чуть не… Ладно, слышал, что он сказал? До темноты может и успеем!
— Ходу, — кивнул Яр, расцветая бесшабашной улыбкой.
Здесь еще не было опасности потревожить оползень гулом мотора. Но следовало быть осторожным на петляющей, то прижимаясь к нависающим скалам, то становящейся обманчиво-широкой дороге.
Как и сказал горец, они успели добраться до Алого. Но только до него, перед тем, как проходить сам перевал, следовало переночевать. Здесь, на основной дороге, были
Яр перестал нервничать. Горская часть его крови впитывала бесконечный покой гор, заставляла замедлять речь, дышать глубже, почти жадно. Он казался выпущенным на волю пленником, который и верит, и не верит в свободу. Он менялся на глазах — и эти перемены завораживали уже Кречета.
— Водой будешь, — сказал — как крылом по воздуху рубанул. — Никто другой из тебя не выйдет. Как, в пустыню с гор не убежишь?
— Я буду там, где нужен, — улыбнулся Яр.
И Кречет знал, что он прав: он будет Хранителем. Только не из тех, простите Стихии, хранителей, что стали сродни страже порядка, а из тех, которые были в прежние времена, следовали зову Стихий и отправлялись туда, где требовалась их помощь. В пустыне — значит, в пустыню. В горах — значит, в горы.
***
— Лено.
— Да, отец?
— А где Лито? — глава семейства Воронов нахмурился, пытаясь припомнить, видел ли он младшего сына, когда был в приюте в последний раз. Выходило плохо: его тогда больше волновала очередная кипа бумаг от усыновителей, чем дежурное приветствие сына.
— О, я все думал, когда же вы заметите, — Белый, откликавшийся на данное при рождении имя только на вот таких встречах с родителями, насмешливо фыркнул и мотнул волосами, выбритыми на манер лошадиной гривы. — Нет его. Уже три недели как нет в Фарате.
— А куда он делся? — недоуменно моргнула мать, близоруко щурясь.
Она все никак не могла дойти до лекаря, и Белый только вздохнул. Опять придется вести самому, отрывая от невероятно важных и нужных дел. Нет, улаживать чужие жизни было действительно нужно — про себя бы не забывали!
Они не были плохими людьми. Но, отыскивая семьи для приютских детей, сами стали отвратительными родителями. Вообще никакими. Что Лено, что Лито росли и воспитывались в приюте, словно не было у них родителей вовсе. И если бы нянечки и наставники не напоминали о родственных связях, сами бы о них не думали. Это уже после, став совершеннолетним, вернувшись из своего первого полета, Лено Белый много что передумал и пересмотрел. И сейчас прекрасно понимал Коготка: надо, надо было вырваться из гнезда-приюта, повидать мир, найти свое в нем место. Суметь понять. Обрести крылья.
— Улетел, — просто сказал он. — Когда-нибудь вернется.
Мать снова рассеяно кивнула. Ее такой ответ устраивал. Отец же нахмурился.
— Разве он не собирался пойти работать на машиностроительный завод?
— Он же… — начал было Лено.
Потом отвернулся. Бесполезно.
— Он уже выбрал себе дело. Можешь не беспокоиться за него, отец.
— Да? Хорошо. Надеюсь, этот его «полет» не затянется слишком надолго.
На этом обсуждение судьбы младшего братика было закончено. Белый был уверен: родители еще до конца нудного семейного обеда забыли все, что он им сказал.
***
Трой Солнечный Конник никогда не мог назвать себя хорошим отцом. Да, он пытался им быть, но дела отнимали столько времени, да и суть земляного нэх сглаживала, выравнивала эмоции… И, тем не менее, он от всей души любил сына. И потому, узнав, что тот пропал, первым делом бросился в родовое гнездо. Почему-то он не сомневался, что недовольный Аэньяр уедет именно туда, под крыло к деду с бабкой, обижаться на родителей и сидеть в семейном архиве.
Мимолетное выражение удивления на лице отца сказало ему все лучше слов.
— Значит, не приезжал?
— Вы ведь собирались на скачки, — Рисс Солнечный явственно выделил последнее слово, и сошедшиеся над переносицей брови дали его сыну понять, что отец этим фактом недоволен.
— Но Аэньяр…
— Мальчишеская придурь! — зло бросила Ниирана, крайне раздосадованная тем, что пришлось оторваться от дел и вообще потрать время на поездку сюда. — Говорила я тебе еще дома… В лес убежал наверняка, пошляется, пока тепло и дождей нет, и вернется как миленький!
Рисс закатил глаза, полуотвернувшись, чтоб эту его гримасу невестка не увидела. И со значением посмотрел на сына. Так, словно тот обязан был знать, куда на самом деле отправился Аэньяр. Если бы Трой догадывался… Но пришлось взять себя в руки. Раз отец так спокоен, значит, беды не случилось. Наверняка Аэньяр с ним посоветовался.
Стало грустно: с дедом, не с отцом. И тем грустнее, что сам, сам был виновен в этой ситуации. Слишком уж привык подчиняться жене, опираться на ее суждения. Вернее, он просто не любил спорить. Правильно говорил отец: из него не вышло камня, да и супругу он себе выбрал не ту, что, вылепив его по нужному ей образу, обожгла бы этот образ, закалив и сделав характер твердым. Вода Ниираны наоборот, размывала его, заставляла следовать ее решениям.
Возможно, можно было все изменить… Когда-то давно. Намного раньше. Раньше, чем он кивнул, соглашаясь с ней: да, пошляется и вернется, ничего страшного. Мальчик умный, в лесу не пропадет, кобылу, опять же, хорошую взял. Пусть назлится и устанет.
Все можно было изменить. Решительно возразить, пойти к Хранителям, объявить розыск… Трой не сделал этого. И, когда нахлынула в один из дней тоска и тревога за сына, с ужасом осознал: с его побега прошло несколько недель. Отец определенно что-то знал. Именно поэтому, когда немного отпустило, Трой взлетел в седло и галопом поскакал в Ткеш. Один, без Ниираны. Словно в ее отсутствие ему было легче мыслить. Легче дышать. Будто не давила на грудь неимоверная тяжесть водной толщи.
Поместье встретило солнцем и покоем, сонным, разморенным. Никто не вышел во двор — не было тут нэх, способных почуять приезд. Набросив повод коня на ограду, Трой поспешил в дом, искать отца. Тот, предсказуемо, нашелся в библиотеке. И сына встретил ой как неласково.
— Прекрасно, — взмахом руки прервав сбивчивое приветствие, протянул Рисс. — Три недели прошло. Отчего же не месяц? Не два?
— Я… — Трой открыл рот, закрыл, захлебываясь воздухом, будто водой. — Куда он поехал? Ты знаешь, скажи!
— И ты знаешь, только не даешь себе труда подумать. Такое ощущение, что вместо мозгов у тебя лишь капризы жены плещутся! — рявкнул Рисс.
— Я не… — слова выталкивались с огромным трудом, в глазах нехорошо потемнело. Гулко забухало о ребра сердце, будто его сдавливали, сдавливали, сдавливали…