Делирий
Шрифт:
Каждой второй моей девушке нравилась жёсткая порка ягодиц и половых органов, скручивание груди до состояния налившегося лиловой краснотой синяка. Многим нравились перетягивания верёвками и жгутами грудей, прокалывание иглами и крючками, похожими на рыболовные, сосков и половых губ. Подпаливания и прижигания сигаретными окурками интимных мест доставляли особые удовольствия конченым любительницам боли. При моих экзекуциях они визжали от сладостной муки, исходили любовным соком и вечно неудовлетворенным томлением их развратной плоти. Встречались и пары мазохистов. В одном случае я сначала забавлялся с женой, на глазах связанного мужа куколда, а неделю спустя пытал мужа на глазах подвешенной к потолку жены. Иногда с таких субъектов я брал плату, что придавало особую пикантность и сильнее будоражило во мне зверя.
Запал мне в душу случай, произошедший со мной три года назад в Санкт-Петербурге. Там на специализированном сайте я познакомился с совсем юной восемнадцатилетней извращенкой. Она получала удовольствие только от грубых побоев и, чем сильнее её били, тем ей больше нравились. Тоненькая с виду девочка, с чистым взглядом васильковых глаз наивной дурочки, светло-русая, с кожей загорелой и гладкой, исключительной фигурой и с нежным лицом, уже покрытым тонкими нитями белых шрамов. В это трудно поверить, но шрамики совершенно не портили её и только в моменты наибольшего напряжения начинали мягко светиться розовым цветом.
Все повреждения её кожи, как она мне рассказала, исчезали с удивительной быстротой, а переломы срастались максимум за две недели. Удивительно, ненормально, но факт. К тому же такая ураганная регенерация была мне знакома не понаслышке. Сначала мне было трудно переступить через себя и начать с ней работать в полную силу и только похабно понукаемый её звеневшим серебром колокольчика громким голосом, я начал её избивать по-настоящему, как своего личного, непримиримого врага. В результате, когда я остановился, у неё были сломаны три ребра, нос и правая половина лица заплыла одной сплошной чёрной гематомой. Остальные кровоподтеки, расползавшиеся по всему её телу, не считаю, а девушка, как и хотела, испытала всепоглощающей её каскадный оргазм. Она долга лежала в углу, содрогаясь в сжимаемых её тело судорогах полового удовлетворения. После того, как она пришла в себя, я сразу отвёз её в больницу и больше мы не виделись. Скорее всего, при её ненормальной тяге к тяжёлым увечьям, её уже нет в живых, а жаль, она меня как-то по-особенному трогала.
Иногда мне казалось, что все люди вокруг сексуально больные и неизлечимые фрики. Конечно, это далеко не так. Эти иллюзорные представления обуславливались моим окружением, состоящим из озабоченных психопатов, извращенцев, шлюх и просто откровенных шизофреников. Мне с ними общаться гораздо интереснее, чем с обычными пресными человечками. От этих отбросов эволюции никогда не знаешь, чего ждать, они в каждую секунду общения опасны. Так можно и до следующего утра не дожить. То самое, что мне нужно.
Себя я тоже не жалел. Иногда я менялся ролями со своими жертвами. Девочки, обтянутые искусственной кожей, скрывающей под ней многочисленные ссадины, порезы и ожоги, с мстительным удовольствием подвешивали меня на крюках, били, пропускали через меня ток. Но последнее слово всегда оставалось за мной. Мольбы о пощаде смешивались со стонами удовольствия от причиняемой им мной разнообразной, сладковато-горькой на вкус, мучительной боли.
У меня в коллекции было и несколько нормальных женщин, придерживающихся вполне традиционных взглядов в интимных вопросах. Мной они использовались как пресный контраст, оттеняющий острое блюдо, заставляющий наслаждаться любимой едой по-новому, с большей силой. Их ограниченные рамками культурных приличий головы и не подозревали, каким дерьмом я занимаюсь на досуге.
Я исследователь всего предельного, граничащего с откровенной уголовщиной, применял все доступные мне методы изучения окружающего меня пространства, внутреннего мира бесплотного духа и материальных потребностей возбуждённого мяса.
Сегодня меня ждало нечто особенное – лекарство, слывущее некоронованным королём психического сепаратизма, сверхтяжёлое штурмовое орудие гигантского калибра, с лёгкостью пробивающее защитные щиты любого организма. Не менее важным, чем само лекарство, стал выстраиваемый, шаг за шагом, ритуал знакомства с ним. От этого зависело качество переживаний на тончайших уровнях его восприятия, которые меня всегда и интересовали.
Шторы на окнах плотно закрыты, с улицы не просачивается и слабого отблеска света уличных фонарей. Стеклопакеты глушат все звуки. В моей квартире замерла тишина. Верхний свет выключен, светит висящей на стене ночник в виде матово-белой ракушки, расплёскивая золотой ласкающий свет по стенам моей комнаты.
Сижу за столом, обозреваю в очередной раз правильно и выверенно расставленные мной предметы культовой церемонии снятия первой и последней пробы. Стол, покрытый оранжевой шершавой клеёнкой, кажется добрым и летним артефактом.
Через пару минут всё кончено.
Меня распирает жажда деятельности. Или желание покоя? Разобраться трудно. Одевшись, всё же решаю пойти прогуляться по летнему парку. Мой костюм состоит из футболки с коротким рукавом и шорт. На улице стемнело. В этом году июнь выдался прохладным, особенно это чувствовалось по ночам, но сегодня прохлады я не ощущал вовсе и вполне комфортно себя чувствовал в своих до предела лёгких одеждах.
Шёл я медленно, как будто нехотя. Аллея, по которой я прогуливался, освещалась фонарями, сделанными под старину, со спрятанными под спутанными кронами деревьев головами кастрюль, сияющими оранжевыми квадратами сквозь налитые жизнью зелёные листья, выделяя их мельчайшие прожилки, меняя зелень на золотую желтизну. Энергия копилась во мне, и я переваривал её изнутри, превращая в покой похожий на смерть. А со стороны могло казаться, что я просто немного выпил. Меня стало слегка подташнивать.
Нет, всё-таки, мне эти ощущения не нравились, слишком лишними, бесполезными, фальшивыми они были. Могущество и всесилие только манили за собой несбывшимися надеждами, не даваясь по-настоящему в руки, на поверку оказываясь обманными огнями болотной трясины. Я понял: тяжёлые бульоны мне вообще не нравились.
Наверно, мои ожидания чего-то особенного сыграли со мной злую шутку и мозг, настроившись на чудесные впечатления, определённые волны, выдал бонусом к своему обычному хмурому набору ощущений не свойственные королю эффекты, такие, как ярость и преувеличенный тонус мышц и мыслей. С течением времени преимущества бонуса сходили на нет, и начинали преобладать классические свойства, угнетающие высшую нервную деятельность. Психический тормоз. Меня посетило сильнейшее разочарование, и оно было тем сильнее, чем выглядело, казалось, чувство божественного покоя.
Свет, идущий от ламп фонарей, освещающих парк, бил прямо в землю, рикошетом отскакивая от неё и создавая нижнюю подсветку наплывающей из придорожных канав газовой дымке. Парк постепенно преображался в алчно жаждущий страшного колдовства мистический лес. В таком месте могла прятаться любая лютая нечисть. Потусторонние охотники ждали только удобного случая, чтобы утащить тебя в чужую преисподнюю, живущую на краю проклятой вселенной. Стрелки моих командирских часов вплотную подбирались к полночи. Всё, пора возвращаться домой, пока окончательно не потерялся. Проваливаться с головой в незнакомые фантазии я сегодня был не готов.