Дело государственной важности
Шрифт:
Беседа Глобочника и Геринга была прямым следствием этой сдачи на милость победителя — сдачи, повлекшей новое требование Берлина: назначить Зейсс-Инкварта канцлером
Австрии. В 18.28 Геринг вновь позвонил в Вену. Тон у Геринга был взбешенный: ему только что сообщили, что Глобочник поторопился с заверениями — Миклас так и не подписал назначения.
Геринг. Немедленно позовите Зейсс-Инкварта!
Зейсс-Инкварт. Да, я слушаю.
Геринг. Словом, как дела?
Зейсс-Инкварт. Миклас придерживается своей прежней позиции…
Геринг. Ну, и вы думаете, что в следующие несколько минут он что-нибудь решит?
Зейсс-Инкварт. Шушниг и вся компания ведут у него переговоры. Я думаю, все продлится еще по крайней мере пять — десять минут.
Геринг. Эти несколько минут я еще подожду… Если в конечном счете дело не пойдет, нужно силой брать власть.
20.48. Последний, самый зловещий разговор; он завершил агонию Австрийской республики. На одном конце провода — статс-секретарь Вильгельм Кепплер, эмиссар Берлина в Вене; на другом — все тот же Геринг.
Кепплер. Зейсс-Инкварт сейчас выступил по радио и заявил, что, как министр внутренних дел, он берет в свои руки дела правительства.
Геринг. Слушайте внимательно… Зейсс-Инкварт должен немедленно послать в Берлин следующую телеграмму. Берите бумагу, карандаш и пишите: «Временное австрийское правительство, которое после отставки правительства Шушнига видит свою задачу в восстановлении спокойствия и порядка в Австрии, обращается в данный момент к германскому имперскому правительству со срочной просьбой: окажите помощь ради избежания кровопролития. В интересах этого мы просим германское имперское правительство как можно скорее прислать воинские части».
Кепплер. Слушаюсь.
Геринг. Подождите немного! Сейчас только мне пришло в голову, что посылать телеграмму Зейсс-Инкварту излишне… если он позвонит мне и скажет, что согласен с текстом… Я буду или у фюрера, или у себя дома… Хайль Гитлер!
Последний акт трагедии окончился.
Под марши, речи и репортажи корреспондентов имперской радиостанции «Дойчландзендер» с гулом, похожим на стон, повернулось колесо истории. Отныне, по мысли тех, кто в Берлине пил шампанское, празднуя победу, этому колесу надлежало стать шестерней в гитлеровском механизме. Не более.
Механизм смерти. Как остановить его?
С этой мыслью Эльзе жила и работала. С нею отправляла по «каналу» Вольфганга свои сообщения.
Одним из последних — в конце мая — ушло послание, пространнее обычных. В нем сообщалось, что за последние дни в Варшаву прибыли: 1) ближайший сотрудник Иоахимма фон Риббентропа Клейст с заданием определить настроение в Польше; 2) германский военно-воздушный атташе в Варшаве полковник Герстенберг, возвратившийся из информационной поездки в Берлин; 3) германский посол в Варшаве фон Мольтке, который по указанию Гитлера был задержан почти на целый месяц в Берлине и в настоящее время, не получив директив о дальнейшей политике в отношении Польши, вновь занял свой пост. Сообщения Клейста и Герстенберга о нынешних планах Германии были идентичными. Мольтке в ответ на заданный ему вопрос заявил, что он тоже слышал в Берлине об отдельных частях этих планов. По мнению немецких военных кругов, подготовка удара по Польше не будет завершена раньше конца июля. Запланировано начать наступление внезапной бомбардировкой Варшавы, которая должна быть превращена в руины. За первой волной эскадрилий бомбардировщиков через 6 часов последует вторая, с тем чтобы завершить уничтожение. Для последующего разгрома польской армии предусмотрен срок в четырнадцать дней. Гитлер уверен, что ни Англия, ни Франция не вмешаются в германопольский конфликт.
После этого письма Штилле отправила еще два или три. И наконец, одно из самых важных, в котором говорилось о высказывании военно-воздушного атташе Герстенберга от 7 августа 1939 года. Герстенберг принадлежал к кругу посвященных, и фон Шверинг постарался запомнить разговор дословно: «Развертывание немецких войск против Польши и концентрация необходимых средств будут закончены между 15 и 20 августа. Начиная с 25 августа следует считаться с началом военной акции против Польши».
В посольстве втихомолку жгли секретные дела. Персонал готовился к эвакуации.
Эльзе не довелось ее увидеть.
За несколько суток до того, как на Варшаву посыпались фугаски, из Берлина пришло распоряжение об отзыве некоторых дипломатов и сотрудников ландесгруппы. В списке среди прочих значились референт по культуре Штилле и легационный советник фон Шверинг.
4
Переезд в Берлин совпал для Эльзе с тяжелой потерей — Вольфганг ушел из ее жизни навсегда. Сказал на прощание: «Так надо. Связь у тебя есть — через лавку Рипитцов, а осторожности и всему прочему тебя не нужно учить. О «Фильмбанке» забудь, я там больше не работаю».
На первых порах все заслонили иные заботы. Внезапно оказалось, что для референта по культуре нет работы в Берлине. Ни в редакциях, ни в министерстве пропаганды не обещали ничего определенного. Бесплодными были и хлопоты старых знакомых; даже многоопытный редактор «Франкфуртер генераль анцайгер», где Эльзе начинала путь в журналистике, оказался бессильным отыскать подходящее место. Он связался было с Гансом Постом, когда-то драматургом, а теперь нацистским бонзой, председателем имперской палаты писателей, но и здесь дело не выгорело. Пост намекнул, что люди, прибывшие из Польши, в ближайшее время не могут рассчитывать на посты в центральном аппарате. Он был лицом осведомленным, близким к окружению фюрера, и в значении его слов не приходилось сомневаться. Видимо, существовала директива — негласная конечно! — и связана она была с какими-то планами КДФ [11] .
11
КДФ — канцелярия фюрера («Канцлей дас фюрере»); такое же сокращение принадлежало одной из побочных организаций НСДАП — «Сила через радость» («Крафт дурх фройнде»).
Эльзе, отставшая от имперской жизни, спросила, услышав о КДФ:
— Скажите, а при чем здесь «Сила через радость»?
Редактор расхохотался:
— Милая моя! Да вы просто провинциалка… Речь идет не об обществе, а об имперской канцелярии. Привыкайте: война предписывает лаконизм — все зашифровывается, все секретно. Кстати, не огорчайтесь по поводу отставки. Пост не сказал прямо, но я понял его так, что всех вас скоро призовут к деятельности. Просто до известной поры людей, знающих восток Европы, практически держат в резерве. Так бывает.
— Так думает Йост? — спросила Эльзе небрежным тоном, замаскировав интерес.
— Да, — коротко сказал редактор, исчерпав тему.
Эльзе запомнила разговор. Подумала: что именно имеет в виду Йост? Неужели войну с СССР, и в самое ближайшее время?.. Бывший драматург, бесспорно, знал больше, чем сказал. Он черпал свои познания из такого источника, как сам Геббельс, став ближайшим помощником министра информации и гаулейтера Берлина после того, как молчаливо отрекся в его пользу от авторства всем известной фразы: «Когда я слышу слово «культура», мне хочется нажать курок револьвера». Фраза эта гремела в речах Геббельса; в газетах НСДАП ее называли «исторической».