Дело небрежной нимфы

Аддамс Петтер

– Я видел эту женщину, то есть ее видели, когда она рылась в моем столе, и я... я... вошел в комнату, открыл ящик, где я храню шкатулку, и... э-э... я открыл ее и понял, что большая часть драгоценностей похищена.

– А как они попали к вам?

– В основном они перешли ко мне от матери.

– Но есть и ваши собственные?

– Часы, запонки, заколка с бриллиантом, кольцо с рубином...

– Ну Что ж, - сказал Мейсон.
– Значит, у нас нет проблем. Давайте запишем эти вещи. Заколка с бриллиантом исчезла, кольцо с рубином

исчезло, часы...

– Я не говорил, что они исчезли. Я просто увидел, что похищенное тянет примерно на пятьдесят тысяч.

– На пятьдесят тысяч, - сказал Мейсон.
– Это довольно много драгоценностей.

– Да, сэр.

Элдер облизнул губы и почти умоляюще посмотрел на помощника прокурора.

– А сколько драгоценностей было в шкатулке?

– Много.

– Застрахованных?

– Да, сэр.

– А какова сумма страховки?

– Пятьдесят тысяч долларов.

– Выходит, у вас украли все драгоценности?

– Нет, не все... я... я же сказал, что еще не делал окончательной проверки.

– А почему?
– спросил Мейсон.

– Я не осматривал всех драгоценностей... я был слишком взволнован...

– Но сейчас-то вы не волнуетесь?
– спросил Мейсон.

– Нет.

– Ну тогда назовите, что пропало?

– У меня нет с собой этой шкатулки.

– Вы даже сегодня были так взволнованны, что не смогли составить список украденных драгоценностей?

– Да.

– Значит, когда вы заявили, что у вас украли драгоценности на сумму пятьдесят тысяч, вы были взволнованны?

– А при чем здесь это?

– Вы были так возбуждены, что не стали даже проверять, что именно украдено, не так ли?

– Ну, наверное, вы можете сказать и так.

– Это не я, а вы так говорите, - резюмировал Мейсон, - Я просто пытаюсь обобщить ваши показания. А не будет ли правильнее сказать, что цифру в пятьдесят тысяч вы назвали потому, что у вас в памяти просто всплыла сумма страховки и...

– Возможно, и так.

– А сейчас под присягой вы бы, наверное, не настаивали и на десяти тысячах долларов, не так ли?

– Послушайте, - сказал Элдер сердито, - эта молодая женщина ворвалась в мой дом, она шарила в моем столе, моя шкатулка с драгоценностями была открыта. Кто-то случайно вошел в кабинет, испугал женщину. Та схватила эту бутылку, бросилась к окну и...

Элдер внезапно остановился.

– Какую бутылку?
– спросил Мейсон.

– Бутылку с драгоценностями, - сердито ответил Элдер.

– Вы храните драгоценности в бутылке?

– Не знаю. Нет, разумеется, не храню, но свидетель, который заметил женщину, говорил, что она положила драгоценности в бутылку или что-то в этом роде... Может быть, она боялась потерять их в воде, не знаю...

– А вы видели эту женщину?

– Я видел ее после того, как она выпрыгнула в окно и побежала. Я спустил собаку.

– Значит, вы сами не можете сказать с уверенностью, что сумма украденных драгоценностей составляла хотя бы две тысячи, не так ли?

– Ну, мне кажется...

– Вы даже не знаете точно, украли ли у вас драгоценности на сумму в одну тысячу долларов?

– Я не знаю вообще, украли у меня что-то или нет, - ответил Элдер сердито.
– Я просто открыл шкатулку, в которой храню драгоценности, и мне показалось, что там многого не хватает.

– Но когда вы называли сумму в пятьдесят тысяч, вы просто вспомнили сумму страховки, не так ли?

– Ну, пожалуй, можно с этим согласиться.

– Вы еще не заявляли в страховую компанию?

– Нет, сэр.

– И, если честно, - спросил Мейсон, - вы не собираетесь требовать компенсацию у страховой компании, не так ли?

– Я не понимаю, при чем здесь это. По-моему, мне необязательно сидеть здесь и выслушивать, как меня запугивают, - сказал Элдер.

Мейсон повернулся к судье Ланкершиму.

– Вот видите, ваша честь. Я соблюдаю условия. Если бы он назвал сумму в пятьдесят тысяч, я бы согласился на, залог в пятьдесят тысяч. Однако, как видите, он не может назвать ни одной из украденных вещей, а в этом случае прокурор обещал отпустить мою клиентку под честное слово и вообще закрыть дело и...

– Не так быстро, - вставил Колтон.
– Вы все же оказываете давление на свидетеля...

– Мне не нравится слово "давление", - сказал Мейсон.
– Этот человек бизнесмен. Он знает свои права. Я только прошу его сделать прямое заявление суду. Он боится это сделать. Боится назвать хотя бы один предмет и поклясться, что эта женщина украла его, потому что не сможет доказать. Одно дело - говорить о пятидесяти тысячах журналистам, другое - доказать это.

– Но зачем человеку заявлять, что у него украли драгоценности, если их у него не крали?
– спросил удивленно судья Ланкершим.

– Потому что, - ответил Мейсон, - у него есть причины, по которым он хочет, чтобы подзащитная была задержана.

– Вы понимаете, мистер Мейсон, что это очень серьезное обвинение?

– Понимаю. И могу сказать суду и мистеру Элдеру, что подзащитная собирается подать в суд на мистера Элдера за клевету. А я собираюсь попросить у мистера Элдера, когда он будет под присягой, предъявить доказательства, что у него украли хотя бы одну драгоценность. Более того, я буду настаивать, чтобы представители страховой компании проверили наличие всех драгоценностей в доме Элдера, указанных в страховом полисе.

Мейсон умолк, наступила напряженная тишина.

Наконец ее прервал Элдер:

– Это какой-то абсурд, - сказал он.
– В субботу вечером я был возбужден, а вчера утром еще не совсем пришел в себя. Я не знал, что на меня собираются так давить...

– Суд не позволит никому давить на вас, мистер Элдер, - перебил его судья Ланкершим, - но суд спрашивает, согласны ли вы, чтобы к вам пришли домой и проверили наличие драгоценностей, указанных в страховом полисе?

– Когда?