Дело о сумочке авантюристки
Шрифт:
– Вы, как адвокат, разбираетесь в этом деле, конечно, лучше, чем я, – ответил Диксон. – Я был лишь заинтересован в том, чтобы получить как можно большую сумму для моей клиентки. В том случае, конечно, если бы сделка состоялась.
– Но вы не были заинтересованы купить долю Фолкнера?
– Откровенно говоря, нет.
– Ни за какую цену?
– Ну, тут я не могу сказать с уверенностью.
– Иначе говоря, при благоприятных обстоятельствах вы бы это сделали?
Диксон ничего не ответил.
– И это
Диксон резко выпрямился в кресле, будто получил пощечину.
– Мой дорогой мистер Мейсон, я лишь представляю интересы своей клиентки. Их любовь давно прошла. И я упоминаю об этом только для того, чтобы показать: к этой сделке не примешивались никакие сантименты.
– Вы видели Фолкнера в день его смерти несколько раз. В котором часу вы говорили с ним в последний раз?
– В последний раз я говорил с ним по телефону.
– В котором часу?
– Приблизительно… Ну, скажем, между восемью и четвертью девятого. Точнее сказать не могу.
– От восьми до четверти девятого? – с интересом переспросил Мейсон.
– Да.
– И что вы ему сказали?
– Сказал, что мы желаем покончить с делом сегодня. И что, если мы не придем сегодня ни к какому решению, мы больше вообще не будем возвращаться к этому вопросу и оставим всё как есть.
– И что ответил Фолкнер?
– Фолкнер ответил, что повидается со мной между десятью и одиннадцатью. Сказал, что собирается на банкет любителей аквариумных рыбок, а потом у него назначена еще одна встреча. Сказал также, что при встрече сделает нам последнее предложение. И если оно нас не удовлетворит, обе стороны будут считать вопрос исчерпанным.
– Он не говорил, что не один в комнате?
– Нет, не говорил.
– И разговор этот состоялся не позднее чем в четверть девятого?
– Не позднее.
– И не раньше чем в восемь?
– Да.
– Вы уверены в этом?
– Совершенно уверен, поскольку помню, что взглянул на часы ровно в восемь и подумал, что мне вряд ли удастся еще раз сегодня поговорить с Фолкнером.
– В таком случае, может быть, это было после четверти девятого?
– В четверть девятого, мистер Мейсон, я включил радио, потому что меня интересовала радиопередача, начавшаяся в восемь пятнадцать. Я хорошо это помню.
– Вы не сомневаетесь, что разговаривали именно с Фолкнером?
– Ни секунды.
– Но Фолкнер не сдержал своего обещания и не приехал к вам.
– Да. Не приехал.
– Вас это, наверное, обеспокоило?
– Конечно, обеспокоило, – ответил Диксон, проведя по волосам толстыми пальцами. – Ответ на ваш вопрос очевиден. Меня это обеспокоило и рассердило.
– И вы не позвонили Фолкнеру?
– Разумеется, нет. Я хотел выдержать характер. Не хотел показывать свою заинтересованность. В противном
– Вы точно можете припомнить, что говорил Фолкнер по телефону?
– Да. Он сказал, что у него запланировано важное заседание и он сию минуту отправится туда. Что после этого собрания он съездит еще на одну встречу, а напоследок решит вопрос с нами.
– И что вы ему ответили?
– Я сказал ему, что моему клиенту неудобно решать этот вопрос сегодня, так как сегодня среда, но он ответил мне, что все равно заглянет ко мне между десятью и одиннадцатью.
– Вы не можете сказать мне цену, которую вы определили для продажи?
– Я не думаю, что это относится к делу, мистер Мейсон.
– А цену, которую вам предлагал Фолкнер?
– Это тоже не имеет отношения к делу, мистер Мейсон.
– А разницу между вашим и его предложением?
– Она была довольно значительной.
– Когда Фолкнер был здесь сам?
– Последний раз он заскочил на несколько минут около трех часов.
– К тому времени вы уже сделали Фолкнеру свое предложение?
– Да.
– А он вам – свое?
– Да.
– Вы долго разговаривали?
– Не больше пяти минут.
– Фолкнер видел свою первую жену?
– В те минуты нет.
– А в течение дня?
– Кажется, да. Встретился с ней случайно. Он разговаривал со мной около одиннадцати часов утра и, насколько мне помнится, встретился с Женевьевой у подъезда.
– Они беседовали?
– Думаю, да.
– Могу я спросить, о чем?
– Я этого не знаю, мистер Мейсон.
– Может быть, я сам могу поговорить с Женевьевой?
– А вам не кажется, что вы слишком многого хотите?
– И тем не менее я хочу видеть Женевьеву Фолкнер, – сказал Мейсон.
– Вы случайно не защищаете интересы человека, которого обвиняют в убийстве Фолкнера?
– Насколько мне известно, еще никто не обвиняется в убийстве.
– Но вы, наверное, уже предполагаете, кто может быть обвинен в этом?
– Конечно.
– И этот человек может стать вашим подзащитным?
Мейсон улыбнулся:
– Мне могут сделать такое предложение, мистер Диксон.
– В таком случае все это мне не нравится.
Мейсон многозначительно промолчал. Диксон сказал:
– О подобных вещах можно говорить с адвокатом, который возбуждает дело, касающееся собственности Фолкнера, но не с адвокатом, который представляет интересы человека, обвиняющегося в убийстве.
– Даже в том случае, если эти обвинения необоснованные? – спросил Мейсон.
– Этот вопрос мы предоставим решать суду присяжных, – самоуверенно заявил Диксон.
– Я и не собираюсь решать этот вопрос вместо суда присяжных, – ответил Мейсон. – Единственное, чего я хочу, – это повидаться с Женевьевой Фолкнер.