Дело полусонной жены
Шрифт:
Присяжные с комфортом расположились на своих местах. Глаза их выражали терпимость, а на губах играла улыбка. С ними все ясно, решил Мейсон и сосредоточил внимание на миссис Лэси. Окружной прокурор осторожно подбрасывал ей вопросы, давая возможность предстать перед аудиторией в наилучшем свете. Она обладала даром устного рассказа. Характеристики, которые она давала персонажам своего повествования, были выразительными. Шелби: дважды женат, дважды разведен, в постоянной погоне за женщинами. Женившись в третий раз, рассматривал свою семейную жизнь как чистую условность, не налагающую на него никаких обязанностей. Перед Эллен
Затем Эллен Кэшинг с подкупающей откровенностью рассказала об арендном договоре на нефть. Ей стало известно, что владелица земельного участка хочет продать его целиком, игнорируя ранее заключенный договор как недействительный. Но когда мистер Мейсон позвонил Скотту Шелби и попросил его о встрече, тот понял, что упустил возможность заработка. Он пытался переиграть их соглашение, отнять договор у Эллен, однако та и не думала отказываться от него. В конце концов порешили составить соглашение, по которому она официально будет числиться его компаньоном, а он выступит как владелец договора, выторговав как можно большую сумму отступного у продавца и покупателя земельного участка. За это он получит четверть уплачиваемой суммы. Шелби был страшно зол, что упустил выгодную сделку. Когда оказались затронуты его материальные интересы, он сбросил маску доброго благотворителя и любезного ухажера. Из-под этой личины показалось его собственное лицо: оскал неудачливого волка.
Бюргер был достаточно опытен, чтобы дать ей возможность подробно объяснить все это перед судом. Затем он сам предъявил суду документы: договор, соглашение и доверенность.
– Зачем нам эти документы? – спросил судья, глядя на Мейсона и словно ожидая его протеста.
– Они послужат для объяснения мотивов убийства мистера Шелби, – ответил прокурор.
– Однако я не понимаю, – сказал судья, – какое отношение они могут иметь к обвинению против ответчицы?
– С вашего разрешения, они указывают на причину сбора людей на борту яхты, – ответил Бюргер.
– Я готов согласиться с вами, – сказал судья, – однако все же не понимаю: какое отношение имеют эти документы к предъявленному ответчице обвинению в убийстве?
– Ваша честь, все это освещает фон, на котором развивались дальнейшие события. И вы сможете убедиться в этом, когда начнется допрос обвиняемой. Я думаю, что необходимо привлечь внимание суда к атмосфере всеобщего нервного напряжения и взаимной ненависти, царивших на яхте в вечер убийства.
– Но зачем?
– Затем, что именно эта напряженная атмосфера побудила убийцу совершить задуманное преступление. Она уже давно искала случая. И здесь, на яхте, сложились подходящие для нее обстоятельства. «Сейчас или никогда», – сказала она себе и привела в исполнение давно обдуманный план. Вы видите, ваша честь, даже защита не возражает против моих слов.
Судья взглянул на Мейсона поверх очков:
– Вы не протестуете, мистер Мейсон? Это правда?
– Да, правда. Пусть картина целиком будет представлена на рассмотрение суда. Это и в моих интересах.
– Именно к этому я и стремлюсь, ваша честь, – осклабился Бюргер.
– Хорошо, – сказал судья, – документы
– Всего лишь несколько вопросов, с вашего разрешения, и я закончу.
– Хорошо, продолжайте.
– В данный момент вы находитесь в конфронтации с защитником? – спросил прокурор.
– С какой целью вы задаете подобный вопрос? – недоуменно спросил судья прокурора.
– Я хочу доказать предубеждение миссис Лэси, находящейся сейчас на месте свидетеля.
– Вы хотите сказать, что она собирается помочь защитнику?
– Нет, ваша честь, но, возможно, она с предубеждением относится к нему.
– В таком случае об этом должен заявить сам защитник.
– Всякое убеждение свидетеля является важным для суда и должно быть выявлено. Меня уже обвинили в том, что я пытался скрыть важные улики в результате предварительного сговора со свидетелями обвинения. Больше я не собираюсь скрывать решительно ничего.
– Защитник имеет полное право выявить предубеждение свидетеля, если считает это нужным, – сказал судья.
– Безусловно, ваша честь. Однако мне неизвестен закон, по которому те показания, которые выгодны для защиты, должны быть приведены только самим защитником, а материалы обвинения – только прокурором. Если вы дадите мне подобное указание, я, конечно, подчинюсь, однако все же постараюсь разъяснить присяжным, что защита не имеет права контролировать работу прокурора и выносить на обсуждение сомнительные данные, касающиеся, например, рикошетировавшей пули вместо выстрела в упор.
– Аналогия здесь неуместна, – сказал судья, – и вряд ли стоит обсуждать этот вопрос. В первом случае речь шла о факте, известном защитнику, который и поставил об этом в известность суд, во втором случае же речь идет о сведениях, находящихся исключительно в ведении прокурора.
– Однако защитник все же сумел раскрыть их и обнародовать.
– Все раскрылось в результате талантливого перекрестного допроса и изощренности адвоката. В данном случае вопрос ставится совершенно иначе, и я не усматриваю никакой аналогии, – сказал судья.
– С точки зрения закона случай совершенно тождественный, – настаивал прокурор.
Судья обратился к Мейсону:
– Какова ваша точка зрения, мистер Мейсон?
– У меня нет никакой, ваша честь.
– Вы хотите сказать, что согласны на этот вопрос?
– Нет, сэр, не согласен, но прошу все запротоколировать.
– Да, конечно. Но если вы не протестуете, то и я не возражаю против вопроса.
– Я не протестую и не выражаю согласия. В показаниях свидетеля должен разобраться суд.
– Но если стороны не выражают протеста, то и судья не должен возражать или принимать одну из сторон, за исключением тех случаев, когда это выходит за пределы разумных границ, – сказал судья.
– Ваша честь, – сказал прокурор, – я хотел бы зачитать вслух отрывок из второго издания книги Джонса «Об уликах», страница тысяча пятидесятая: «Всегда следует устанавливать, не является ли свидетель враждебным в отношении того лица, против которого он дает показания, не было ли между ними ссоры и не является ли его выступление актом мести. Присяжным следует более внимательно и строго отнестись к показаниям враждебного свидетеля, чем к показаниям нейтрального или добровольного…»