Дело полусонной жены

Гарднер Эрл Стенли

– Вы видели входное пулевое отверстие?

– Да, видел.

– Кстати, вы сделали снимок входного пулевого отверстия раны?

Свидетель в некотором замешательстве откашлялся.

– Да, я сделал снимок, но на нем не видно ничего, кроме входного отверстия пули на шее погибшего.

– Где же эта фотография?

– У меня в конторе.

– Почему вы не принесли ее сюда, на судебное заседание?

– Потому что не видел в этом никакого смысла. Я делаю очень много снимков, которые позднее оказываются ненужными.

–

Насколько я помню, вы сказали, что пули подобного рода, попадая в сосновую доску, проникают на глубину четыре и семь восьмых дюйма?

– Правильно. Такова характеристика подобных пуль при стрельбе из револьвера данного типа.

– Однако в нашем случае пуля проникла на небольшую глубину?

– Пуля ударилась о кость, а в таких случаях ее дальнейшее проникновение оказывается непредсказуемым. Тем не менее, если пуля попадает в тело в момент его падения с высоты, это возможно.

– Вы хотите сказать, что пуля попала в Шелби, когда он падал с палубы яхты?

– Нет, сэр. Этого я не говорил.

– А что же вы хотели сказать?

– В этом вопросе я не компетентен.

– Но вы эксперт по баллистике и должны объяснить суду, почему пуля не проникла в тело жертвы на большую глубину.

Свидетель смутился:

– У меня есть собственная теория.

– Хорошо. Изложите ее нам.

– Это моя личная теория, – начал свидетель, – и я вовсе не обязан излагать ее вам. Мне поручено идентифицировать пулю как выстреленную из данного револьвера.

– Нет, – заявил Мейсон категорично, – вы – эксперт по баллистике, и у вас есть теория, объясняющая важнейший вопрос в данном следствии. Я требую, чтобы вы изложили ее.

– Ну, если вы настаиваете, то я считаю, что пуля попала в тело, уже находящееся в воде, как раз в самый момент его падения.

– Это весьма интересно, – сказал Мейсон, – но почему вы думаете, что дело обстояло так, мистер Нокси?

– Боже мой! – воскликнул Бюргер тоном мученика. – Если мы будем углубляться во всякие не относящиеся к делу подробности, мы завязнем и никогда не покончим с этим процессом. В конце концов, теория свидетеля не может быть ничем и никем подтверждена, не имеет никакого значения для суда и лишь отнимает у нас время.

– Однако вы заявили, что время у нас есть, причем именно в связи с допросом данного свидетеля.

– Но из этого не следует, что время нужно тратить зря.

– Вы выражаете протест?

– Да, – подтвердил Бюргер и в своих обычных выражениях мотивировал протест.

Вмешался судья:

– Суд не желает слушать ваши споры. Протест отклоняется. Свидетель обязан ответить на вопрос адвоката.

– Итак, в данном случае есть несколько не совсем обычных признаков, – сказал свидетель, – и прежде всего необычная форма входного отверстия.

– Что же в нем необычного?

– Оно не круглое, а овальное.

– И что же это означает?

– Обычно это означает, что пуля сошла со своего прямого пути

и начала вибрировать.

– Можете ли пояснить нам, что имеется в виду?

Свидетель вынул из кармана карандаш и поднял его.

– Обычно пуля, вращаясь, идет по прямой линии. Но если в самой пуле или в оружии, из которого она вылетела, есть какой-нибудь дефект, то острие карандаша продолжает движение по прямой, тогда как хвостик карандаша отклоняется от этой прямой по кругу, имеющему в диаметре около двух дюймов.

Мейсон кивнул.

– В таких случаях, – продолжал свидетель, – пуля, попадая в тело, оставляет не круглое отверстие, а такое, которое принято называть замочной скважиной, и это очень выразительный термин.

– Весьма интересно, – сказал Мейсон, – и в теле Шелби входное отверстие имело именно такую форму? А кроме того, вы заметили и еще кое-что не совсем обычное?

– Я уже упоминал о том, что головка пули почти не была расплющена.

– Что это означает?

– В сочетании с тем, что пуля проникла на очень маленькое расстояние, это, по-моему, свидетельствует о том, что пуля ударилась о какую-то податливую поверхность и лишь после этого рикошетировала в тело.

– Итак, пуля рикошетом попала в тело? – переспросил Мейсон.

– Ваша честь, – вмешался Бюргер, – это всего лишь теоретические рассуждения.

– Поскольку показания дает эксперт, – подчеркнул Мейсон, – его теорию следует рассматривать как результат тщательного и квалифицированного изучения фактов.

– Это не имеет никакого значения, – с раздражением заявил прокурор. – Я не вижу разницы.

– Вы не видите? – спросил Мейсон.

– Нет, – злобно ответил Бюргер, – я только понимаю, что вы, как утопающий, хватаетесь за соломинку…

– Хватит, – вмешался судья, – я попрошу стороны воздержаться от личных выпадов.

Мейсон вновь обратился к свидетелю:

– Направляясь сюда, на судебное заседание, вы не захватили с собой фотографию входного отверстия пули, хотя и сочли, что это свидетельствует о рикошете?

– Нет, не захватил.

– Но вы сообщили прокурору о том, что рассказали сейчас здесь, на суде?

– Протестую, – прогремел Бюргер, – так как это никак не относится к рассматриваемому делу и не является законным перекрестным допросом.

– Совсем напротив, – ответил Мейсон, – поскольку допрос выявил квалификацию эксперта и его предубеждение. Видимо, он сообщил все свои данные прокурору, а последний посоветовал ему не приносить в суд фотографию входного отверстия пули и не говорить о нем, если ему не будет задан прямой вопрос. Из этого явствует, что прокурор сам воздействовал на свидетеля, прежде чем вызвал его в суд.

– Ваша честь, я протестую! – воскликнул Бюргер. – Упомянутые данные нельзя считать уликами, а защитник позволил себе задеть мою профессиональную репутацию. Я требую, чтобы он немедленно принес мне свои извинения.