Дело рыжеволосой непоседы
Шрифт:
– Где же тут угроза? – спросил судья Киппен.
– Он угрожал раньше – когда выставил иск.
– Чем именно?
– Угроза была завуалированной. Он сказал, что мне не дожить до свадьбы с Мервином Олдричем, если я ему не уступлю.
– Что ж, – вздохнул судья Киппен, – дело скорее запутывается, чем проясняется. Думаю, нам не следовало вторгаться в эту область. Я сделал это только по просьбе обвинителя.
Гамильтон Бергер собрался уже было что-то ответить, но передумал.
– Я хотел бы, чтобы суд поинтересовался у свидетельницы точным размером суммы, затребованной Стивеном Меррилом в день его смерти, – сказал Мейсон.
– Почему вы так ставите
– Потому что это может иметь значение.
– Не вижу, какое.
– Предположим, – сказал Мейсон, – речь шла о семи с половиной тысячах долларов.
– Ну вот, мистер Мейсон, вы опять намекаете на какие-то лишь вам одному известные факты, искусно избегая при этом опасности быть обвиненным в инсинуациях, – покачал головой судья.
– Я сам задал бы мисс Чейни этот вопрос, если бы мне позволили, – возразил Мейсон. – Но поскольку меня лишили возможности задавать вопросы свидетелю непосредственно, я имею право предложить заняться этим суду.
– Суд задаст один-единственный вопрос и тут же объявит перерыв, – постановил судья. – Прочие ваши пожелания, мистер защитник, приберегите для следующего раза, сейчас суд не желает их выслушивать. Задаю вам этот вопрос, мисс Чейни. Сколько денег просил у вас Стивен Меррил?
– Не просил. Требовал. Ему нужно было семь с половиной тысяч долларов.
В зале на несколько секунд воцарилась такая тишина, что казалось – можно было услышать, как пролетит муха. Затем судья Киппен с такой силой стукнул молотком по столу, что рукоятка молотка треснула.
– Суд прерывает заседание до десяти часов завтрашнего утра. Секретарь, я возлагаю на вас личную ответственность за сохранность этих вещественных доказательств. Передайте их мистеру Редфилду и возьмите у него расписку. Никому иному и пальцем не дозволяйте к ним притронуться. Мистер Редфилд, вы тоже лично отвечаете за сохранность вещественных доказательств, пока они будут находиться в вашем распоряжении. Это все.
Судья встал и, сердито мотнув головой, направился к себе в кабинет.
Бейлиф открыл двери зала. Те, кто осаждал двери снаружи, пытаясь подслушать, о чем говорилось в зале, оказались отброшенными дверными створками и хлынувшей наружу публикой. Не прошло и тридцати секунд, как телефоны на этом этаже, а также этажом выше и этажом ниже были захвачены репортерами, лихорадочно набиравшими номера своих редакций, чтобы продиктовать стенографам сенсационные сообщения.
Нили посмотрел на Мейсона. Его глаза были полны тревоги.
– Надеюсь, Нили, – усмехнулся Мейсон, – вас не обвинят в оскорблении суда на первом процессе, где мы с вами выступаем напарниками.
– Однако, – сказал Нили, поеживаясь, – судья Киппен прямо-таки вне себя от злости. Если он ее на кого-нибудь выплеснет…
– Думаю, выплеснет, – сказал Мейсон.
– Мистер Мейсон, не сочтите за дерзость с моей стороны, но я хочу вас кое о чем попросить.
– О чем же? – спросил Мейсон.
– Пожалуйста, дайте мне слово, что вы не имеете отношения к пулям, найденным на месте преступления.
– К каким из них?
– Да ко всем, но в особенности к пулям номер два и номер три.
– Я не могу сделать того, о чем вы просите, Нили.
– Почему?
– Догадайтесь сами.
– Боже правый! Мистер Мейсон, если вы… Если это вы стреляли… Но зачем?
– Хотите выйти из игры? – спросил Мейсон.
– Нет-нет. Я не трус. И не собираюсь дезертировать. Я…
– Тогда не о чем беспокоиться, – сказал Мейсон.
– Но, мистер Мейсон, вас же засадят за решетку за оскорбление
– На каком основании? – осведомился Мейсон.
– Подтасовка улик.
– Каких улик?
– Как каких? А револьвер?
– Если Стивен Меррил не был убит пулей, вылетевшей из этого револьвера, мы можем стрелять из него в свое удовольствие, где хотим и когда хотим. В чем же здесь подтасовка улик? Револьвер как револьвер, таких сотни…
– Но Мервин Олдрич под присягой заявил, что это тот самый револьвер, который Эвелин Багби передала вам! Значит, вы уверены, что он не может быть тем револьвером, выстрелом из которого был убит Стив Меррил?
– Он не может быть тем револьвером, из которого она стреляла, – сказал Мейсон, – поскольку две пустые гильзы, найденные в его барабане, не были гильзами от патронов, из него отстрелянных.
– Значит, имела место подтасовка улик.
– Кем?
– Ну, если вы признаете, что эти две пули…
– Я пока ничего признавать не собираюсь, – усмехнулся Мейсон.
– Но обвинитель знает, что это ваших рук дело, да и судья об этом, похоже, догадывается.
– Нили, я считаю, что знаю законы и немного разбираюсь в людях, – сказал Мейсон. – И я не собираюсь сидеть и безучастно смотреть, как моей подзащитной, у которой цента лишнего в кармане никогда не водилось, выносят суровый приговор лишь потому, что кому-то вздумалось свалить на нее всю вину. И в том, что касается Холкомба, я тоже не испытываю особых угрызений совести, ибо убежден в том, что, когда бы сержант ни нашел пулю, он принялся бы корчить из себя великого сыщика и зарапортовался до такой степени, что у меня не осталось бы ни малейших надежд докопаться до истины. Он, разумеется, поклялся бы, что заметил след от пули сразу же после того, как оказался на месте преступления, а остальные полицейские его прошляпили. Я мог бы допрашивать его до посинения, а он только смеялся бы мне в ответ. Он лгал бы мне в глаза, а я не мог бы доказать, что он лжет. Вогнав же в столб пулю, которой, что совершенно очевидно, не могло там быть в то время, когда сержант Холкомб подкатывал к месту происшествия, и дав сержанту возможность скрепить клятвой утверждение о том, что пуля была найдена именно тогда, я заложил основу для результативного допроса.
– Возможно, тут есть некие тонкие нюансы чисто формального характера, – сказал Нили. – Возможно, вы и в самом деле имеете право утверждать, что не подтасовывали улик… Поверьте, я восхищаюсь вашей смелостью, но вы, на мой взгляд, несетесь так, что мне за вами не угнаться.
– Когда ступаешь на тонкий лед, – сказал Мейсон, – выход один – беги во весь дух, иначе провалишься.
– Я боюсь, – без обиняков признался Нили. – И, хоть убейте, не могу понять, к чему вы клоните.
– Я взбалтываю факты, – ответил Мейсон.
– Что вы делаете?
– Взбалтываю факты, – повторил Мейсон. – Вам приходилось когда-нибудь в компании жарить яичницу?
– Да, но при чем тут это?
– А у вас не случалось такое: вы хотели сделать глазунью, а желтки возьми да растекись? И как вы тогда поступали, чтобы не дать повода для насмешек? Взбалтывали яйца и заявляли, что с самого начала хотели накормить друзей омлетом, не так ли?
– Так, – улыбаясь, сознался Нили.
– Вот то же самое и в судебной практике, когда имеешь дело с оговором. Взболтайте яйца, и никто уже не сможет определить, которое из них случайно растеклось. Взболтайте факты, и вы, по меньшей мере, нарушите планы человека, считавшего, что он сплел из них великолепную паутину.