Дело всей жизни. Книга вторая
Шрифт:
«…скажи, как ты любишь меня… люби меня сильнее, моя Несси. Люби всей душой… Пока ты меня любишь – я жив…»
– Люблю тебя… мой Никита… – шепчу, разрывая немые губы, боясь поверить… давая любимому шанс на жизнь. Иначе мне нечего делать здесь… без него.
– Когда «Голубь» взорвался, он уже садился в другой самолёт. Никита жив! – слышу голос Джейкоба.
– Он не любит меня… – шепчу, не понимая, почему он поступил так жестоко.
– Любит. Очень любит.
– Он бы сказал…
– Он сказал это тысячу раз. По-разному сказал. И я сказал тебе об этом. Вспомни,
«Ник – однолюб… Ты его любишь, он тебя любит…»
– Он сказал, второго шанса не будет… – протолкнула через горло слабые хрипы.
Я не сопротивлялась – просто очень нужно, чтобы меня убедили в этом. Мне нужен якорь в этом мире. Мне нужно ради чего-то жить.
– Правильно сказал. У него только один шанс, Несси. Ты. Ты – его единственный шанс.
– У нас с Никитой… будет сын… – приняла я эту реальность.
Он жив.
А значит, и я могу жить…
***
Я пришла в себя в психиатрической клинике. Меня ещё не выписывали, и Джейкоб, сколько мог, всегда был рядом. Мы сидели или гуляли в парковой зоне с выходом на Гудзон, много разговаривали о Никите – мне это было важно, я должна была выговориться, чтобы не сойти с ума от высасывавшей душу пустоты и боли.
– …Джейк, я думаю, если бы мы расстались просто… то есть просто бы разошлись, то это было бы насовсем. А теперь чувствую, что это… Я не знаю, как объяснить…
«Моя Несси…»
Мне казалось, я схожу с ума, потому что голос Никиты вдруг раздавался в полной тишине ночью, когда я не могла уснуть. Его голос будил, когда я, измученная, всё-таки засыпала. Он звучал так тоскливо и отчаянно, с такой нежностью и душераздирающим стоном, что я вскакивала и долго не могла прийти в себя. Сердце сокрушало рёбра, казалось, на них уже не было живого места, и каждый удар отдавался ноющей болью.
И я умоляла его тихим шёпотом: «Люблю тебя… ты жив… жив… вернись… пожалуйста…»
– Это естественно, что совместно пережитый сильный стресс делает людей ближе.
Я медленно повторила про себя слова парня, вдумываясь в то, что он хотел сказать.
– Ты думаешь… он чувствует то же самое? – спросила с робкой надеждой.
Я цеплялась за каждое сказанное им о Никите слово, собирала их в копилочку в уголке души, чтобы потом в одиночестве прислушаться и снова, и снова пережить сладкое волнение, которое нечаянно дарили друзья любимого мужчины. Из микроскопических и неявных смыслов я бережно собирала разбитую надежду на наше с Никитой счастье.
Не могла простить себе то беззвучное «Уходи». Казалось, в тот момент Никита передумал, а я сама его оттолкнула, оглушённая отчаянием.
– Такова психология человека, – взглянул на меня Джейкоб, чуть дольше задержав внимательный взгляд. – Психологи называют это «феномен стресса». Реакция на стресс запускается гипоталамусом, в кровь выбрасывается много гормонов, подавляющих воспалительные и прочие негативные биологические процессы. Наверное, знаешь, что матери практически мгновенно выздоравливают, если заболевает их дитя? Это своего рода направленная сублимация эмоций, главенствующих в момент стресс-фактора. Обратный стресс. Прости, что напоминаю, но именно он помог тебе в Хартфорде.
– Я уже поняла, что это было мне во благо. Но это было жёстко, если не сказать жестоко. Агрессивно…
По коже пронеслись мурашки, стоило вспомнить, что мне устроил этот милейший, как оказалось, парень в нашем с Никитой гостиничном номере. А уж эта спланированная, как я уже поняла, встреча с Сэмом…
– Ты не знаешь, как я могу быть жесток, когда точно знаю, что это принесёт нужный результат. – Я задумалась. Наверное, отпилить гниющую ногу без наркоза – если что-то случилось в джунглях вдали от стационарных условий – это жестоко, но в итоге спасает жизнь. Кивнула своим мыслям и услышала вздох Джейка. – Несси, пообещай мне кое-что… – Я вопросительно вздёрнула бровь. – Однажды ты выслушаешь меня, как бы дико и бесчеловечно ни было то, что я тебе скажу.
Я пожала плечами и снова кивнула. Всё ужасное уже случилось, и не по его вине…
…Море волнуется – раз…
Океан дышал глубоко и возбуждённо, рокотал голосом Никиты, иссиня-чёрная пучина неба светилась ярко-синими, как его глаза, звёздами. Тяжёлые шершавые волны, собравшие на мелководье белый песок, оглаживали тело ласково, как ладони моего мужчины. Я смотрела в тёмную бездну на созвездия, сложившие его черты: нахмуренные брови со складкой между ними, ямочки в уголках губ и на подбородке, пронзительный взгляд, отражавший нашу с ним сингулярность 1 .
1
В философии слово «сингулярность» обозначает неповторимость чего-либо – существа, события, явления.
Закрыла глаза, расслабляясь и отдаваясь океану…
Яркий оргазм всё ещё посылал по телу сладкие волны, а мы с Никитой упоительно целовались, словно и не заметили этой вспышки чувственного безумия. Всё началось с какой-то русской детской считалочки, а закончилось…
…Море волнуется – два…
Это не закончилось. Мы оба переполнены, каждый дал сто процентов себя, и налитая чаша любви кипела, как котелок сказочной колдуньи, ведь невозможно вместить в себя вдвойне, а мы вместили. Любили друг друга неистово и неустанно, никаких остро возбуждающих поз, лишь крепкие объятия и бесконечный поцелуй, лишь его движение во мне. И сладкие оргазмы под песнь китов.
Они неспешно кружили совсем рядом, то скрипели, то заливались соловьиными песнями, то посвистывали или вскрикивали. В ярком свете луны мы видели их силуэты, когда они с любопытством поднимали над водой огромные головы и будто звали нас протяжным рокотом. Удивительное эхо, неземное, странное, будоражило и будило в душе что-то возвышенное, восторженное. Казалось, эти исполины плавают и в океане, и в тёмном небе. Что они слились – небо и океан. Как слились в одно мы с Никитой – небо и земля.