Дело
Шрифт:
Насильно навязать ей убеждение было невозможно, не так-то просто было и разжалобить ее.
— Могу себе представить, что вам пришлось пережить, — сказала она ласково, но не сдавая позиций.
— Может, мне следует предупредить вас, — вставил я, — что я теперь знаю обо всем этом больше, чем прежде.
— Откуда? — вскричала Лаура.
— Кое-что я слышал в колледже.
— Надеюсь, вы остались довольны тем, что услышали?
Было время, когда я, не в пример жене, едва ли устоял бы перед таким проявлением чувств. Хотя со стороны
— Это к делу не относится, — сказал я.
Я подождал, пока не подали следующее блюдо, и снова обратился к Лауре:
— Вы говорите, что в колледже никак не могут решиться на пересмотр вашего дела. Все это обстоит далеко не так.
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что, насколько мне известно, — а я думаю, что если бы разговор об этом был, то мне было бы известно, — никто там даже не собирается пересматривать его.
— Ты веришь этому? — сказала Лаура, обращаясь к мужу.
— Меня это нисколько не удивляет, — ответил он.
Она в упор посмотрела на меня сердитыми глазами и спросила напрямик:
— И будь вы там, вы считали бы, что это в порядке вещей?
На миг я встретился глазами с Маргарет, затем посмотрел на Говарда, сидевшего по правую руку от нее. Он сидел, мрачно понурив голову, с таким видом, словно разговор этот его вовсе не касался. Я снова повернулся к его жене и сказал:
— Боюсь, что ни одного довода, который мог бы заставить меня предпринять какие-то шаги, я пока еще не слышал.
Я скорее почувствовал, чем услышал, как Говард не то ухмыльнулся, не то подавился смешком. Лаура вспыхнула до корней волос и воскликнула:
— Какое право имеете вы так говорить?
— Вы хотите, чтобы я продолжал?
— А как же иначе?
— Ну, так вот что, — сказал я, стараясь придать своему тону объективность. — В свете того, что говорится в докладе ученых относительно этой фотографии, я просто не мог бы встать на другую точку зрения. Не забывайте, что сам я, точно так же как и большинство других ученых, совершенно не сведущ в этой области и высказать свое мнение не могу. В этом-то и заключалась одна из трудностей всего разбирательства. Даже будь я одним из членов совета, мне пришлось бы поверить на слово Фрэнсису Гетлифу и другим ученым.
— О, мы-то знаем, что они из себя…
Я остановил ее:
— Нет, я не хочу этого слышать. Фрэнсис Гетлиф мой друг вот уже двадцать пять лет.
— Ну и…
— Я верю ему безоговорочно. Так же как и все те, кто его знает.
— Гетлиф, — вставил Говард насмешливо, тоном человека,
— Не думаю, чтобы это было так, — ответил я, — но, если даже допустить, что вы правы, отразиться на его суждении это не могло бы.
— А что же, интересно, могло? — продолжал Говард все тем же насмешливым тоном.
— Вам это должно быть прекрасно известно. — Я чуть было не вышел из себя. — Его собственное мнение — мнение ученого, видевшего фотографию своими глазами.
— Значит, надо полагать, к моим объяснениям они отнеслись без предубеждения?
— Мне рассказывали все, что было предпринято ими…
— Кто рассказывал?
— Скэффингтон.
Лаура резко рассмеялась.
— Вы, может, считаете, что и он не был предубежден?
— Я не знаю его так, как знаю Гетлифа, но он производит на меня впечатление человека порядочного.
— Он — религиозный маньяк. И к тому же сноб, каких мало.
— Рассказывал мне об этом и мой брат.
— Неужели вы правда думаете, что его это хоть сколько-нибудь волнует, — запальчиво сказала Лаура, — когда он только спит и видит, как бы ему сесть на место Брауна…
Я заметил, что Маргарет передернуло и она с опаской посмотрела на меня, словно испытывая неловкость за гостью.
— Надо полагать, вы считаете, — сказал Говард, — что этот знаменитый суд старейшин тоже не был предубежден? Надо полагать, они вовсе не горели желанием поверить всему, что им скажет Скэффингтон и компания?
Мне это наконец надоело. Продолжая есть, я наметил в уме целый ряд вопросов, совсем как делал это когда-то в молодости, занимаясь адвокатской практикой.
Все молчали.
— Я хотел бы выяснить кое-какие подробности, просто так, для себя, — сказал я Говарду. — Вы не возражаете?
— Нисколько, — ответил он.
— Благодарю. Из того, что мне говорили, я понял, что вы являлись перед судом старейшин несколько раз. Это правда?
Он кивнул.
— Сколько раз?
— Надо полагать, три раза.
— Это соответствует тому, что я слышал. В первый же раз, когда вы давали суду показания, вам было объявлено, что, по убеждению ученых, одна из фотографий, приведенных в вашем научном труде, была поддельной, Сказали вам это?
— Надо полагать, все сводилось к этому.
— Но ведь тут не могло быть никакой неясности. Это же очень важно. Сказали ли они вам прямо, что фотография подделана?
— Да, надо полагать, сказали.
Он не опустил глаз, наоборот, поднял их и уставился на карниз в левом углу комнаты. Много времени прошло с тех пор, как я последний раз допрашивал свидетеля, но все же мало-помалу я освоился. Мне было ясно, что он сразу же занял оборонительную позицию: он был настроен враждебно, ходил вокруг да около, стараясь избежать прямых ответов на вопросы, и производил впечатление человека, одержимого какой-то манией. Я спросил: