Дело
Шрифт:
Она была высокая, почти одного роста с мужем, но насколько он был хорош собой, настолько она была дурна. По словам Тома, она была нечто вроде grande dame и, что еще хуже, считала своим долгом разговаривать, как подобает grande dame. По-видимому, она использовала для этого удобный случай вскоре после того, как пришла на вечер, заявив Айрин:
— Я нахожу очень разумным, когда люди изобретают оригинальные способы принимать гостей. Если они не в состоянии устраивать обеды, я, право, не вижу причины, почему бы им не угощать гостей всякими остатками после обеда?
Том
— Все, как было, так и осталось, Люис, дорогой, — сказал Том, — все, как было.
— В иных кругах, — заметил я, — это становится еще хуже.
— Вашу руку! — Том полунапыщенно-полусердито сжал мою руку в своей, оказавшейся для такого толстого человека неожиданно большой и мускулистой. Он упорно продолжал поносить снобов, радикалов, благодушных политических деятелей и атеистов — всех этих враждующих между собой представителей английского общества, которые теперь, после всего выпитого, слились в его представлении в одно целое. Он ни словом не обмолвился о Говардах. Вообще за то время, что я пробыл у Мартина, имя это ни разу даже не упоминалось.
— Но чего добиваетесь вы, Том? — спросил я, начиная раздражаться.
— Я добиваюсь перемен к лучшему в этом колледже.
— Ну, а все они… — я обвел рукой присутствующих. — Есть ли у них какие-нибудь определенные планы?
Глаза его чуть прояснились, но смотрел он на меня недоверчиво. Видимо, он решил, что посвящать меня не стоит.
— Я добиваюсь перемен к лучшему в этом колледже, Люис, уверяю вас.
Вскоре я очутился лицом к лицу со Скэффингтоном, который подозвал свою жену и представил меня ей. Мне показалось, что, несмотря на то что он держался, как всегда, надменно, вид у него был задерганный и несколько расстроенный. Он больше молчал, пока мы с его женой добросовестно пережевывали обычные кембриджские темы: новые здания, транспорт, сравнительные достоинства университетских садов. Внезапно Скэффингтон прервал нас.
— Что вы делаете завтра? — спросил он.
Вопрос показался мне странным.
— Да как вам сказать, — ответил я, — у нас ведь дома четверо детей.
— Да, конечно, ну а после, когда они всласть навеселятся и их отправят спать?
Допрос казался мне все более странным. Однако я ответил, что, поскольку днем предполагается праздничный пир («Совершенно верно!» — вставила миссис Скэффингтон), то мы с Мартином решили дать отдых женам и пообедать вечером в колледже.
— Я как-то раньше никогда не бывал там в рождественский вечер.
Но Скэффингтона не интересовал мой жизненный опыт.
— Это точно? Вы будете там?
— Во всяком случае, мы записались на обед, — ответил я.
Скэффингтон кивнул; вид у него был временно умиротворенный.
Спокойно отнесся он и к замечанию Лестера Инса, который, перейдя к нам от своей компании, вмешался в ваш разговор:
— Эх, Лью! Хорошенькую же вам припасли программку на рождество!
В жизни еще никто — ни прежде, ни теперь — не называл меня Лью. Однако мне было достаточно много лет, так что мне это скорее понравилось. Мне не часто приходилось встречать столь бесцеремонных людей, как этот молодой человек. У него было большое бледное веселое лицо. Несмотря на развинченную манеру держаться, он был коренаст
— Говоря о праздниках, — сказал он, обращаясь к Скэффингтону, — как вы собираетесь отметить рождество Христово?
— Как обычно.
— Полунощная служба со всеми онерами?
— Безусловно, — ответил Скэффингтон.
— А, чтоб его… — сказал Лестер Инс.
— Для вашего сведения — это религиозный праздник. И отмечать его принято именно так. — Скэффингтон с высоты своего роста посмотрел на Инса, которого отнюдь нельзя было назвать маленьким, посмотрел не то чтобы с пренебрежением, но, во всяком случае, с оттенком превосходства.
— А вот слушайте, как собираюсь праздновать я, — заявил Инс. — Сперва мне придется исполнить свои обязанности по отношению к супруге и ребятишкам, потому что иначе эта несносная публика в покое меня все равно не оставит! Затем я уединюсь с вышеупомянутой супругой, которая, кстати сказать, великолепно, проводит время вон там в уголке, — я уединюсь с ней и с тремя бутылками самого дешевого красного вина, которое только смогу раздобыть, и со старым граммофоном. И мы чудеснейшим образом напьемся, а потом станем сравнивать последние достижения школы несравненного Дьюка с такими новейшими усовершенствованиями, как саксофон Майлса Дэвиса. Ну что вы — все вы — в этом понимаете? Вы двое ничего не понимаете, потому что уже устарели, — сказал он, обращаясь к Скэффингтонам, — что же касается бедняги Лью, то он определенно не поспевает за жизнью. У меня иногда закрадывается подозрение, что он вообще противник современного джаза.
Вскоре после этого, когда Скэффингтоны уже собирались уходить, Тома Орбэлла снова прибило течением ко мне.
— Хотел бы я заполучить Ханну, — поведал он мне. — Но она окружила себя поклонниками, и они не отпускают ее, за что, конечно, не мне их осуждать.
Он один из всех присутствующих много пил и сейчас дошел до такого состояния, когда настроение его то и дело менялось, переходя от веселья к бешенству, так что ни он, ни я не могли предугадать, как поведет он себя в следующую минуту.
— На редкость удачный вечер! Надеюсь, Люис, вы согласны, что вечер на редкость удачный?
Я согласился с ним, но ему было мало одного утверждения.
— Надеюсь, вы согласны, что люди, здесь присутствующие, должны что-то предпринять, чтобы исправить положение в колледже? Именно они должны заняться этим, если мы не хотим, чтобы это учреждение рассыпалось в пух и прах. — Он посмотрел на меня с укоризной.
— Вы знаете положение в колледже, чего я не могу сказать про себя, — возразил я.
— Это не ответ, — сказал Том.
И тут он — интересно, часто ли это случалось с ним? — изменился до неузнаваемости. Ничто в нем не напоминало сейчас любезного, обворожительного, услужливого молодого человека, успешно делающего карьеру. Он мрачно кивнул:
— Если вы так думаете, — что ж, прекрасно!
Было совершенно очевидно, что ничего менее прекрасного, на его взгляд, быть не может.
— Но что вы, собственно, хотите от меня услышать?
— Я ведь сказал вам, что хочу перемен к лучшему в этом колледже. Кое-кого я в свой кабинет возьму… Что же касается остальных — ну их ко всем чертям!