Демельза
Шрифт:
– Теперь мы ничего не можем поделать. Она ушла. Даже не знаю, что мы будем без нее делать. Сейчас самое беспокойное время года, а Джеффри Чарльзу будет страшно её недоставать.
– Мы это переживем. Не сомневайся.
– Нам следует вернуться к Оджерсам, - предложила Элизабет.
– Они сочтут нас грубиянами. Сегодня ничего нельзя поделать, Фрэнсис.
– Мне сейчас не до ужина. Моего отсутствия они и не заметят, пока будут заняты поглощением пищи
– Что я должна им сказать?
– Правду. Через день-два об этом все равно станет известно всей округе.
Прежде чем Элизабет успела открыть дверь, раздался стук.
– Прошу прощения, сэр, - произнесла Мэри Бартл, - прибыл мистер Уорлегган.
– Кто?
– воскликнул Фрэнсис.
– Черт побери! Интересно, не знает ли он чего.
Вошел Джордж - опрятный и вежливый, широкий в плечах и солидный. Редкий гость в последние дни.
– Я рад, что вы уже отужинали. Элизабет, вам к лицу простое платье...
– Боже милостивый, мы даже еще не начинали!
– произнес Фрэнсис.
– Вы привезли вести о Верити?
– А разве она не дома?
– Уже как два часа. Она сбежала к тому подлецу Блейми!
Джордж быстро перевел взгляд с одного супруга на другого, мгновенно поняв их настроение, и что их покоробило его грубоватое приветствие.
– Мне жаль. Могу ли я чем-то вам помочь?
– Нет, это безнадежно, - ответила Элизабет.
– Я уже сказала Фрэнсису, что мы должны смириться с этим. Узнав об этом, Фрэнсис пришел в бешенство. У нас в гостях Оджерсы, и они, наверное, решат, что мы сошли с ума. Прошу прощения, Джордж, я должна проведать, не приступили ли они к ужину.
Она прошла мимо Джорджа, который проследил за ней восхищенным взглядом. Затем он сказал:
– Да будет вам известно, Фрэнсис, бесполезно взывать к женскому рассудку. Они так своевольны. Пусть поступает по своему, дружище. А если и обожжется, то это уже не будет вашей виной.
Фрэнсис позвонил в колокольчик.
– Я просто не смогу сидеть за ужином вместе с теми двумя послушными овечками. Этот ваш воскресный визит был столь неожиданным, что на мгновение я понадеялся... Как же мне ненавистна мысль, что в конце концов этот негодяй добился своего!
– Я провел день с Тигами и чудовищно устал от женской болтовни, так что решил отдать приятный долг Тренвиту. Бедняжка Пейшенс. Забросили её как наживку и ждут, когда я проглочу. Она довольно милая и общительная девушка, хотя ей недостает приличных манер. Готов поклясться, что у неё ноги коротковаты. У женщины, на которой я женюсь, не только происхождение должно быть безупречным, но и внешность...
– Что ж, вы пришли в дом, который сегодня не предложит вам любезности. О, миссис Табб, подайте нам ужин сюда. Принесите половину вареного цыпленка, если Оджерсы его еще не прикончили, и немного холодной ветчины с пирогом. Признаюсь, Джордж, в этом побеге есть нечто такое, что приводит меня в крайнюю ярость.
Джордж пригладил свою цветастую шелковую жилетку.
– Не сомневаюсь, милый друг. Я понимаю, что для своего визита я не мог выбрать более неподходящего вечера. Но поскольку в последнее время в Труро вы не частый гость, я просто вынужден нанести вам визит и совместить приятное с полезным.
До взволнованного и занятого своими мыслями Фрэнсиса дошло, что Джордж к чему-то клонит. Как его главный кредитор, Джордж имел над ним почти безграничную власть, да и отношения их складывались не так тепло после того карточного скандала в апреле.
– Приятный долг?
– Пожалуй, что так. Он связан с Сансоном и тем вопросом, что вы недавно подняли.
До сих пор ни Фрэнсис, ни кто-либо другой не получил ничего от мельника, который оставил Труро на следующий день после разоблачения Россом и, по слухам, находился в Лондоне. Как оказалось, его мельницы принадлежали компании, за которой в свою очередь стояли другие компании.
Джордж достал позолоченную табакерку и постучал по ней.
– Мы с отцом неоднократно это обсуждали. Хоть поступок Сансона и не налагает на нас обязательств, он стал для нас весьма ощутимым клеймом. Для вас не секрет, что у нас нет предков, которые составят нам доброе имя; мы сами его создаем.
– Да- да, вы ясно выразились, - коротко ответил Фрэнсис. Крайне редко Джордж упоминал о своем скромном происхождении.
– Что ж, как я и говорил вам в мае, большинство выданных вами Мэттью Сансону векселей оказались в руках Кэрри. Он всегда был семейным казначеем, а Мэттью - паршивой овцой, и ваши векселя Кэрри принял в обмен на денежные выплаты Мэттью.
– Мне оттого не легче, - проворчал Фрэнсис.
– Верно. Но, посовещавшись в семейном кругу, мы решили погасить половину векселей, что попали в руки Кэрри от Мэттью. Конечно, ничего выдающегося, но примете это в знак наших добрых намерений, чтобы загладить причиненный вам ущерб. Как я и отметил, ничего особенного. Около тысячи двухсот фунтов.
Лицо Фрэнсиса покраснело.
– Я не могу принять ваше подаяние, Джордж.
– К черту подаяние. Прежде всего, вы несправедливо лишились денег. С нашей точки зрения, мы лишь желаем восстановить нашу репутацию. Вы тут совершенно не при чем.
Миссис Табб внесла ужин. Она накрыла столик возле окна, поставила на него поднос и придвинула к нему два стула. Фрэнсис наблюдал за ней. Часть его сознания все еще возмущалась бегством Верити и вероломством Росса, вторая же оценивала этот поистине благородный жест от человека, к которому он было потерял доверие. Жест поистине королевский, и даже упрямая, неодолимая гордость не могла заставить Фрэнсиса от него отказаться.
Когда миссис Табб ушла, он спросил:
– То есть, вы хотите сказать, что деньги пойдут в уплату моего долга?
– Это вам решать. Но я советую одну половину направить на уменьшение долга, а вторую взять деньгами.
Фрэнсис еще пуще залился краской.
– Весьма любезно с вашей стороны. Я даже не знаю, что сказать.
– Не надо лишних слов. К чему они друзьям, но я был обязан все разъяснить.
Фрэнсис опустился в кресло.
– Отведайте ужина, Джордж. Ради такого случая я открою бутылку отцовского бренди. Ему, несомненно, удастся умерить мой гнев к Верити и сделать меня более приятным собеседником. Вы не останетесь на ночь?