Демобилизация
Шрифт:
– У всех у вас дела швах, - сказала переводчица.
– Все приходите и плачетесь, а посмотришь на вас - кровь с молоком. В доноры вас гнать надо. Амба, швах...
– наморщив нос, передразнила Марьяну, а заодно и лейтенанта, который невесть где пропадал.
– Не кладут в больницу?
– Положат. Успеется... Что у тебя с Алешей?
– Ну и не ложись, раз такая красивая, - пропустила вопрос Марьяна. Выпьем, Кларка, за твое счастье и мой швах. Честное слово, швах!
Она поставила рюмку на блюдце.
– Ты опаздываешь или ждешь?
–
– Ну, тогда я погреюсь и куда-нибудь подамся. А что у тебя, серьезно?
– Не знаю. Пока - это хорошо.
– Ого. Рада за тебя, Кларка, хотя, честное слова, надеялась у тебя прикорнуть. Хоть бы Борька скорей получил свою халупу. У него бы пожила.
– Лейтенант...
– покраснела переводчица.
– Он, - кивнула Марьяна.
– Мне ведь с ним не спать. А халупа все равно пустая стоять будет. Мачеха с семейством выезжает.
– А я и забыла, что он москвич.
– Он далеко пойдет. Вернее пошел бы далеко. Жалко, что у тебя с ним так... Не вышло... в общем. Вчера его у Крапивникова видела. Ничего, вписывался.
– Я его не ругаю, - повеселела переводчица.
– Просто чижик еще. А воспитывать было некогда. Вот, если снова москвичом станет, тогда...
– она допила рюмку и облизнула губы.
– Бог в помощь, - усмехнулась Марьяна.
– Мы теперь с ним друзья по несчастью. Он, бродяга, в Лешкину пассию втрескался.
В дверь позвонили.
"Вот поймаю ее на вранье", - подумала Клара Викторовна, выходя в коридор.
Но это был не лейтенант, а разносчица телеграмм.
НИЧЕГО НЕ ВЫШЛО ПРИШЛОСЬ ВЕРНУТЬСЯ СЛУЖБУ ИЗВИНИ ОБНИМАЮ БОРИС напечатано было на бланке. Отправлена телеграмма была час назад из того самого городка, который значился в курчевском адресе.
– Можешь оставаться, - сказала Марьяне, возвращаясь в комнату за рублем для разносчицы.
– Он не приедет.
– Соболезную. А кто - он?
– спросила Марьяна и тут же бесцеремонно развернула сложенный вчетверо бланк.
– Смотри, к ней поехал!
– засмеялась она.
– К кому к ней?
– К Инге. К Лешкиной пассии. Она от любовных печалей скрылась в доме отдыха под ...
– Ты всегда что-нибудь насочинишь.
– Да нет. Разведка доложила точно. Бедная девчонка. Она там на лыжах ходит, а мой бедный сохнет здесь.
– Все ты знаешь, во все лезешь, - недовольно протянула Клара Викторовна.
– Чего ж ты за ним следишь, а сама от него уходишь? Надоели, Марка, твои фокусы. Всех оклевещешь, сама расхнычешься, а окажется - одни пустяки.
– Как сказать. Мне не пустяки. Мне вот так, - она резанула ладонью выше груди.
– Мне вот так все обрыдло. И я не люблю Алешку, и он меня. И никого я не ругаю. А если тебе жаль этого кресла, так и скажи, - она подпрыгнула на сидении, как девчонка.
– Я про другое, - сморщилась Клара Викторовна.
– Я про лучшего друга. Он сегодня заходил и был совсем другим.
– Сегодня Левочка был нежен, как писала в дневнике Софья Андреевна, усмехнулась Марьяна.
–
– Это его адрес, - гордо сказала переводчица.
– Да, наверно, там полно вояк, а дом отдыха ни при чем.
– Конечно.
– Только Борьку мне не испорть, - сказала Марьяна.
27
Весь вспотевший от неожиданной удачи Курчев выскочил на набережную, и тут же у входа в здание был остановлен артиллерийским подполковником, который минут десять выговаривал ему за незастегнутую шинель. Потом подполковник перешел к нечищенным пуговицам и невыбритой физии. Борис молча стоял на ветру, вспоминая все, слышанные за четверть века ругательства, а подполковник пилил его, как теша.
"А, впрочем, спасибо старому хрычу, - вдруг улыбнулся Курчев.
– Второй раз буду аккуратней", - решил про себя и, бухнув вслух: - Слушаюсь, ссутулясь от ветра, быстро пошел вдоль парапета в сторону метро.
– Глядеть надо, а то загремишь напоследок. Теперь все. Улицу по шашечкам переходить буду.
О переводчице он не вспоминал. Встреча с подполковником сбила пену радости, и теперь голова работала ясно и четко, как на экзамене. Он вышел из метро на Комсомольской площади, взял билет до своей станции и вдруг решил зайти в контору к мачехе, благо это было рядом, в полкилометре, сбоку от путей.
– Елизавета Никаноровна, к вам лейтенант!
– закричало несколько девчачьих голосов, когда смущенный Курчев спросил, где можно отыскать инженера Скатерщикову.
Мачеха вышла из шумной комнаты в холодный полутемный коридор, где рядом с огнетушителем и титаном стоял ее великовозрастный и небритый пасынок.
– А я вас и не узнала, - сказала сощурившись, хотя не была близорукой. Просто все двери в коридор были открыты, и за встречей сомнительных родственников с интересом наблюдала не одна пара глаз. Елизавета Никаноровна последние дни в связи с переездом, покупкой мебели и прочими хозяйственными заботами являлась на работу наскоками и ей не хотелось привлекать к себе лишнее внимание.
Лет ей было под сорок и выглядела она даже в этом полутемном коридоре никак не моложе, хотя, видимо, за собой следила. Губы были намазаны и крашенные пергидролем волосы старательно завиты. Но пальтишко с меховым под котик воротником, накинутое на плечи, было явно третьего срока носки. Пятнадцать лет назад в Серпухове техника Лизку называли не иначе, как "эта фря" или "эта бляха", - что вызывало у Борьки невольное к ней уважение и немалое любопытство. Но сейчас в темноватом коридоре стояла перед ним измотанная работой и семьей немолодая слегка запуганная женщина, которая, по-видимому, давно не гуляла и мечтала нравиться одному лишь Михал Михалычу. Удавалось ли ей, того Курчев не знал.