Демократизация
Шрифт:
Парадоксы гражданского общества и социального капитала в новых демократиях
Значение функций гражданского общества и социального капитала, как отмечалось выше, изменяется в зависимости от социального и политического контекста. Наблюдение за тем, как в странах, претерпевающих переход к демократии или консолидацию нового демократического режима, создаются и используются социальный капитал и гражданское общество, позволяет отметить несколько парадоксов, подчеркивающих, что между двумя этими концептами, с одной стороны, и демократией – с другой, нет такой прямой связи, какой можно было бы ожидать.
Необходимы ли гражданское общество и социальный капитал для демократизации?
По иронии судьбы, явная взаимосвязь типа и силы гражданского активизма в период до транзита и силы гражданского общества и социального капитала впоследствии, или в более общем смысле, – успешности демократизации – отсутствует. Хотя было бы логичным ожидать наличия прямой связи между уровнем социального плюрализма и мобилизации граждан в период до транзита и уровнем и качеством гражданского общества и социального капитала в новой демократии, на самом деле эта связь не настолько сильна. Бразилию и Польшу часто приводят в качестве примеров стран, в которых до начала транзита возникли обширные и энергичные сети гражданского активизма, но которые столкнулись с серьезными
566
Whitehead, 2002
567
Gyimah-Boadi, 1996
«Гражданское общество против государства?»
Сила гражданского активизма в период перед началом транзита может затем, по иронии судьбы, стать его слабой стороной. Высокий уровень мобилизации на борьбу с авторитарным или тоталитарным режимом может быть важен в начале процесса транзита или для демонстрации поддержки либерализации, возглавляемой элитами, однако этот тип гражданского участия не является достаточным для развития стабильных демократических установок и партиципаторного поведения при новом, демократическом порядке. Ряд авторов представляет протестную деятельность как специфичный вариант «бунтующего» гражданского общества [568] , но другие подчеркивают ее дисфункциональность в контексте нового, нестабильного режима [569] . Протестная активность плохо соотносится с процессом консультаций и обратной связи, необходимым для повышения отзывчивости и прозрачности политических институтов. Если только хотя бы часть массовых движений не начнет развиваться в направлении более конвенционального типа участия, или же конвенциональные модели участия не возникнут на стадии консолидации демократического процесса, протестные движения будут скорее дестабилизировать политическую ситуацию, чем способствовать ее улучшению [570] .
568
Ekiert, Kubik, 1999
569
Edwards, Foley, 2001
570
Mudde, 2003
Социальный капитал, гражданское общество и демократия: что сначала?
Даже в контексте стабильных демократий причинно-следственная связь между социальным капиталом и институциональным окружением не ясна, а в случае новых демократий этот вопрос еще более сложен. Для консолидации демократии необходим определенный уровень гражданского активизма и социальной связанности (social connectedness), но и определенный уровень плюрализма – также необходимое предварительное условие формирования паутины волонтерских групп и ассоциаций. Считается, что выживание новой демократии опирается на массовые установки и предрасположенности, составляющие политическую культуру [571] . В то же время недемократические режимы формируют условия, при которых межличностные отношения атрофируются, что оставляет демократизирующимся обществам наследие недоверия [572] . Если исходить из предположения о высокой устойчивости культурных характеристик, новые демократии, как представляется, обречены на провал по причине недостатка у населения необходимых предпосылок, связанных с установками. Однако это совершенно неверно с эмпирической точки зрения: демократии возникали и стабилизировались в странах, в которых до транзита было очень слабое гражданское общество и очень низкие уровни доверия и взаимности (например, Мексика, Чили, Испания или более поздние примеры – Румыния и Болгария).
571
Inglehart, Welzel, 2005
572
Offe, 1999
Анализируя связь между социальным капиталом (членством в ассоциациях и межличностным доверием) и демократией, Памела Пакстон [573] эмпирически доказала обоюдность связи между гражданскими установками, поведением и демократическим управлением. Другие исследователи обнаружили, что формирование доверия и связанных с ним установок так же вероятно в недемократических условиях, как и в условиях демократии. В частности, опыт стран Центральной и Восточной Европы свидетельствует о том, что доверие и неформальные связи являются важнейшими условиями выживания в ситуации экономического дефицита и непредсказуемости политики [574] . Также существуют исследования, в которых представлены доказательства существования причинно-следственной связи, направленной от демократического и экономического контекста к массовым установкам, а не наоборот [575] . В целом существует значительный объем исследований, продвигающих идею о наличии связи, направленной от демократии к социальному капиталу и гражданскому обществу, как и исследования, в которых выдвигается идея о противоположном направлении зависимости, при этом сторонники обоих подходов твердо придерживаются своих позиций.
573
Paxton, 2002
574
Letki, Evans, 2005
575
Muller, Seligson, 1994
Все ли формы социального капитала благоприятны для демократий?
До этого момента мы анализировали наиболее желательные характеристики социального капитала и гражданского общества, которые важны для инициирования демократизации и консолидации демократии. Однако представляется, что не все формы ассоциаций и сетей одинаково совместимы с демократией. Во-первых, следуя недавно введенному разделению сетей на «соединяющие» (bridging) и «связующие» (bonding) [576] , где первые объединяют людей из разных групп/с разным происхождением, а вторые – формируют внутригрупповую структуру, следует отметить, что все формы «трайбализма», этнической или религиозной лояльности представляют собой устойчивые связующие отношения. Считается, что ассоциации и группы этого типа в целом несовместимы с принципами либеральной демократии [577] . Они поощряют патронаж и коррупцию, уменьшают плюрализм и равенство [578] . Движения и группы, опирающиеся преимущественно на связующие взаимоотношения (например, религиозные группы), которые при недемократическом режиме могли способствовать высокому уровню мобилизации, направленной на либерализацию и демократизацию, после трансформации, вероятно, станут скорее не стабилизирующей, а подрывающей новый порядок силой [579] .
576
В русскоязычной литературе нет общепринятого обозначения сетей выделенных типов. Некоторые исследователи называют их «межгрупповые» и «внутригрупповые» сети соответственно. – Примеч. пер.
577
Stolle, Rochon, 2001
578
Berman, 1997
579
Paxton, 2002
Таким образом, сильное гражданское общество не обязательно подразумевает сильную демократию. Классическим примером этого парадокса является Веймарская республика, где сильное гражданское общество привело к возникновению нацистского режима [580] . Не настолько экстремальны, но все же достаточно драматичны недавние примеры государств Латинской Америки (Эквадор, Венесуэла, Гватемала и Боливия), в которых попытки свержения демократического режима или возвращения авторитарных лидеров связываются с наличием мощных массовых сил [581] . Эти наблюдения дополняются недавними открытиями, свидетельствующими о том, что добровольные ассоциации не способствуют созданию демократической политической культуры. Они только отражают доминирующие «культурные признаки» времени, поэтому любые изъяны в либеральных ценностях и демократических предпочтениях, вероятно, найдут отражение и многократно повторятся в самом характере гражданского общества и его деятельности [582] .
580
Berman, 1997
581
Brysk, 2000
582
Rossteutscher, 2002
Другие сети лояльности, не основанные на этническом признаке, также могут быть разрушительными для новых демократий. Например, номенклатурные сети в Центральной и Восточной Европе часто подвергаются обвинениям в том, что они тормозят политические и экономические реформы из-за смешивания частных и общественных интересов, искажения циркуляции ресурсов, ограничения доступа к информации, злоупотребления законом и в целом действий, направленных на захват государства (capturing the state). На дескриптивном уровне номенклатурные сети очень хороший пример использования неформальных социальных связей как ресурса для извлечения экономической выгоды в пользу индивидов или даже групп. Хотя в силу привилегированных позиций членов сети в социальной и экономической структуре власть этих сетей, вероятно, станет серьезным бременем для нового государства, пока их действиям будет способствовать неопределенность переходного периода [583] .
583
Stark, Bruszt, 1998
11.3. Ключевые положения
• Отсутствует явная эмпирическая связь между типом и силой гражданского активизма в период до начала транзита и силой гражданского общества и социального капитала в дальнейшем, или успешностью демократизации.
• Сильные антигосударственные движения граждан в период до начала транзита могут дестабилизировать политическую сферу в новых демократиях.
• Хотя более высокие уровни социального капитала и более сильное гражданское общество связывают с более высоким уровнем демократии, не до конца ясно – это социальный капитал и гражданское общество усиливают демократию или это демократия создает социальный капитал и поддерживает гражданское общество.
• У социального капитала существуют «темные стороны»: устойчивые внутригрупповые связи и лояльность (например, этническая и религиозная, а также сетевые связи внутри политических и экономических элит) ослабляют плюрализм, снижают равенство, способствуют распространению патронажа и коррупции.
Парадоксально, но те самые движения, заново пробудившие интерес к гражданскому обществу и его роли в современной демократии, подобно движениям за независимость, которые привели к трансформациям в Центральной и Восточной Европе, сейчас скорее воспринимаются как ксенофобские, националистические и популистские. Движения за независимость, мобилизовавшие граждан для борьбы за свободу, теряют свое влияние, как только свобода появляется. Их популярность, основанная на требовании свободы самовыражения конкретных национальных идентичностей, ослабевает, как только достигаются условия для политического плюрализма. Если они решают продолжать борьбу для привлечения последователей на основе своей первоначальной цели, они, вероятно, будут восприниматься теперь как антидемократические, дестабилизирующие элементы общества. Лучшими примерами здесь являются националистические движения в посткоммунистической Европе (например, в Словакии, Боснии), которые в силу выступлений против коммунистического режима были частью созидательного гражданского общества и за использование тех же призывов в противостоянии новому демократическому государству были исключены из него [584] .
584
Mudde, 2003