Демон
Шрифт:
На дощечке была изображена девушка, в которой нетрудно было узнать Искру. Девушка сидела в ящике с каменным выражением на лице. Снаружи ящика были остальные — Робин? Конел? Верджинель? — не столь ясно узнаваемые, но все в разных скорбных позах. Искра поняла, что ящик вполне может быть гробом. Но сидящая в нем девушка мертвой не была. Искру затошнило, и она попыталась вернуть дощечку титаниде.
— Посмотри внимательно на лицо, — велела Верджинель.
Искра посмотрела. Приглядевшись внимательнее, она заметила самоуверенную, кошачью усмешку на губах. Самодовольство? Глаза были просто пустыми дырами.
Искра
— Разве не стоило сохранить? — горько спросила Искра. — Быть может, со временем она поднялась бы в цене. Хотя, пожалуй, там все слишком утрированно. Слишком уж все символично. Уверена, если б ты попыталась снова, вышло бы как надо.
— Эта уже пятая в одной и той же серии. Я делала их последние пять сноподобных периодов. Пыталась не обращать на них внимания. Выбрасывала. Но больше я не могу игнорировать то, что подсказывают мне мои сны. Ты отталкиваешь от себя тех, кто тебя любит. Это очень печально. А тебе нравится. Да, ты сама сказала — это не мое дело. Но быть рядом я в таком случае больше не могу. Прощай.
— Подожди. Пожалуйста, не уходи. Я... я скажу ей, что все в порядке. Принесу извинения.
Верджинель поколебалась, но затем медленно покачала головой:
— Не знаю, будет ли этого достаточно.
— Что же мне делать.
— Снова раскрыться, — без колебаний ответила Верджинель. — Ты закрыла свое сердце для любви. И дело не только в твоей матери. У тебя в канцелярии, к примеру, есть одна девушка. Ты едва ее замечаешь. А она тебя обожает. Она могла бы стать твоей подругой. Могла бы стать твоей любовницей. Не знаю. Но для такой, какая ты сейчас, не существует ни той, ни другой возможности.
Искра опять пришла в недоумение:
— О ком ты говоришь?
— Я не знаю, как ее зовут. Ты сразу ее найдешь, если только поищешь.
— Но как? Верджинель вздохнула:
— Искра, будь ты титанидой, я посоветовала бы тебе уйти куда-нибудь на время. Если б эта душевная болезнь меня заразила, я ушла бы в пустыню и постилась до тех пор, пока не вернула бы себе ясный взгляд на вещи. Не знаю, подходит ли такое для людей.
— Но я не могу. Моя работа... я нужна Сирокко...
— Да, — грустно признала Верджинель. — Конечно, ты права. Так что прощай.
ЭПИЗОД XXVIII
Cирокко нашла Конела на холме, откуда открывался вид на учебный лагерь. Лагерь этот размещался на большом продолговатом острове в самом центре Рока. Была там солидная столовая и ученый плац. В воздухе висели выкрики сержантов, а крошечные фигурки новобранцев маршировали строем или одолевали учебные полосы препятствий. Когда Сирокко села рядом, Конел поднял взгляд.
— Ну и местечко, правда? — спросила она.
— Не самое мое любимое, — признался Конел. — Впрочем, с призывниками у тебя нет проблем.
— На последней поверке было тридцать тысяч. Я думала, придется предлагать прибавку в оплате и пайке, чтобы стольких заполучить, но они все прибывают. Славная штука патриотизм, разве нет?
— Никогда особенно не задумывался.
— А теперь задумываешься?
— Это точно. — Конел махнул рукой в сторону неоперившейся армии Беллинзоны. — Ты говоришь, им даже воевать не
— ...после всего того, что они увидели на Земле, — докончила Сирокко. — Знаю. Мне казалось, здесь будет трудно собрать добровольческую армию. Но теперь я думаю, что вряд ли человечество уже когда-либо лишится... какого-то глубинного, фундаментального вкуса к военным действиям. Рано или поздно Беллинзона станет слишком велика. Тогда мы заложим где-нибудь поблизости другой город, — возможно, в Япете. Вскоре после этого между городами завяжется оживленная торговля. А почти сразу после торговли — война.
— Неужели им нравится бегать по округе и получать приказы?
Сирокко пожала плечами:
— Кому-то нравится. А остальным... Многие, дай им волю, разошлись бы по домам. Мы ведь их не предупреждали, что вербуем их на время и что единственной возможностью увольнения является медицинское предписание. Половина тех людей уже сейчас думает, что сваляла дурака. — Она указала на огороженную площадку. — Вон видишь частокол? Это еще покруче исправительно-трудовых лагерей. Когда они оттуда выйдут, солдаты из них будут что надо.
Конел это знал; знал он и еще очень многое, связанное с тем, о чем Сирокко только что говорила. Он проводил здесь кучу времени, пытаясь это понять. Конел родился слишком поздно — когда время больших армий давно прошло. Воинская дисциплина была для него чуждой и пугающей. Солдаты, с которыми он общался, казались ему... какими-то другими.
— Они не на шутку готовятся воевать, — заметил Конел. И это была правда. Вся муштра в лагере шла на полном серьезе. Каждого солдата снаряжали коротким мечом, нагрудником из уплотненной кожи — или, для офицеров, из бронзы — железным шлемом, добрыми ботинками и штанами, — короче, основной экипировкой пехоты. Из солдат составляли легионы и когорты, учили римской тактике боя. Создавались легионы лучников. Специалисты по саперному делу учили тому, как сооружать осадные башни и катапульты, которые будут построены на месте из природных материалов. Некоторые подразделения уже отбыли, занимаясь в Япете и Кроне починкой мостов старого Кружногейского шоссе.
— Они должны быть готовы, — сказала Сирокко. — Если та большая драка, что состоится у меня с Геей... если я потерплю поражение, для этих солдат война не закончится. Они застрянут далеко от дома, и Гея не отступится. У нее в Преисподней, наверное, сотня тысяч человек — и все они будут воевать. Они будут плохо обучены — тут Гея предельно небрежна. Но численное превосходство составит четыре к одному. Я просто обязана позаботиться, чтобы они были готовы к бою.
Конелу потребовалось некоторое время, чтобы уложить все это у себя в голове.
— Но ведь у нас уже тридцать тысяч, а люди все прибывают...
— Многие погибнут по дороге, Конел. — Он повернулся к Сирокко, а та явно изучала его реакцию.
— Неужели столько?
— Нет. Я намерена произвести некоторый отсев. Но будут и жертвы. Между прочим, их число и от тебя зависит.
Это Конел понимал. «Римские» легионы будут маршировать под постоянной угрозой атаки с воздуха. И его задачей станет дать отпор гейским Военно-Воздушным Силам.
— А сколько будет самолетов? Ты уже знаешь?