Демонология Сангомара. Преемственность
Шрифт:
– И что же там было? – испуганно спросила Линайя.
– А там четверо здоровых мужчин, полураздетых, видимо девку то они того, оприходовали перед этим. Так вот, они вчетвером облепили ее, голую, со всех сторон, как рыба облепляет прикормку и сосали из нее кровь. Один к шее пристал, второй к одной руке, третий к другой, а четвертый задрал ее ногу и у самого бедра вцепился клыками. И выглядели они, девочка моя, как обычные мужики, разве что одеты побогаче наших, да с других краев видать. И та девка то уже со стеклянными глазами была, мертвая. А эти кровососы тянули из нее последние соки, кровь стекала по подбородкам. Я как вскрикну, мозгов хватило сразу же убежать, а то гляди б, присоединилась
Позвала я хозяина постоялого двора, поднялись мы с мужиками, вооруженными чем попало, открыли дверь, а те четверо как ни в чем не бывало сидят и в карты играют. Подле них кувшин с вином, все четверо одеты. А девки нет… Хозяин, твой дедушка, всыпал мне тогда по первое число, извинялся перед гостями, те платили хорошо. Да вот как только уехали эти господа, так горожане и нашли мертвую девку в речке за городом.
Линайя перепуганными глазами лани посмотрела на лежавшего под льняником мужчину, сглотнула слюну и прижала руки к груди.
– Бабушка. Что же нам делать?
– Не знаю, девочка моя, не знаю. Хороший он, твой жених, жалко парня.
– Откуда Вы знаете, что он мой жених? – удивилась девушка.
– Да я ж не не до конца слепая, детка… Видела я, как ты на праздник Аарда венок ему на голову клала в саду, окно-то мое единственное выходит в ту сторону, а в нем щели с палец. – Удда грустно глянула на Уилла. Хорошая бы пара получилась с этих двоих и детки б вышли красивые, да видно не судьба. – В общем, думается мне, что лихорадит твоего милого не от ран, а от того, что все меньше в нем человека и больше того существа.
Травница подняла верхнюю губу Уильяма, но там были обычные зубы.
– Подождем пока, посмотрим. Надеюсь, что я ошибаюсь.
– А как быть с его матушкой? Ей же нужно сказать, что сын ее жив.
– Упаси нас Ямес, ты что такое говоришь, – воскликнула старуха и замотыляла руками в воздухе. – Даже не заикайся о том, что Уилл жив.
– Но почему, бабушка Удда? – искренне не понимала девушка и продолжала наивно хлопать глазами.
– Потому что узнает матушка, узнает и весь город. А узнают люди, что они сделают с твоим любимым, а?
– Что они сделают? – эхом отозвалась девушка и втянула голову в плечи.
– Отрубят голову, насадят на вилы, сожгут, разорвут… Много чего могут сделать, доченька. Когда люди испуганы, то они превращаются в зверей.
– Но Уилл же вырос здесь, его все знают!
– Тем более зарубят! Причем ближайшие соседи будут рубить более остервенело и злобно! Готова поспорить, что Малик первее всех подкинет дровишек на его костер. – развела руками старуха. – Почти светает, твои родители места себе не находят, Линайя. Иди к ним, успокой, отоспись и возвращайся уже завтра, я пока твоего милого постерегу, напою отварами, которые как раз приготовились, да поглядим, что там с ним будет. Может и ошибаюсь я, старая карга. Но про Уильяма ни слова!!
– Хорошо, бабушка Удда.
Линайя прошла тихую улицу, на удивление спокойную для раннего утра, вывернула на площадь, перешла ее и подошла к дому родителей. Ее встретила рыдающая мать.
– Доченька, ты жива. Боже, спасибо тебе, Ямес, что уберег моих детей. Где же ты была, Лина? – женщина обнимала дочь, рыдая. Сзади стояли отец и братья, у многих глаза были опухшие от слез.
– Матушка, я потеряла Элиота в темноте, а потом убежала и спряталась в пещере, очень долго боялась выйти. – Все тяготы той ночи вновь опустились на плечи девушке, она опять пережила тот ужас и расплакалась, уткнувшись носом в черное траурное платье матери.
Отец, крепкий и статный мужчина с пышной черной бородой, в весьма дорогом костюме, подошел к дочке и обнял ее.
– Элиот тоже вернулся домой, прошлым вечером. Он был слаб и голоден, сейчас спит. Ямас защитил Вас обоих. – басом смиренно произнес хозяин постоялого двора и воздел глаза к небу.
– И забрал очень многих, – всхлипнула мать Лины. – Помнишь Уильяма, доченька? Тот красивый и чудаковатый мальчик, с которым ты раньше играла в детстве? Говорят, что он погиб под завалами дома, спасая мать. Бедная Нанетта рыдает днями и ночами. Спасибо, хоть Вождь выделил им лачугу для проживания, а то чтоб они на улице делали.
Линайя провела весь день в доме у родителей, не находя себе место, ходила из угла в угол да вспоминала следы укуса. Так и не смогла она заснуть днем, лишь ближе к вечеру ее разморило и девушка провалилась в забытье. Элиот тоже мирно проспал в кровати почти сутки. На голове у него красовалась здоровая шишка, ноги были расцарапаны до крови – скорее всего он бежал по лесу без оглядки.
Линайя принадлежала к очень зажиточной семье. Их трехэтажный дом смотрел прямо на площадь, он стоял вплотную к постоялому двору и под небольшим углом к нему, да так, что Линайя, открыв окно из своей комнаты на последнем этаже, могла увидеть, что творится в некоторых комнатах постоялого двора, если там тоже были распахнуты ставни. В доме было несколько комнат и Линайя жила в отдельной спальне, а в других пяти жили ее пять братьев.
Целый день к ним приходили гости, которые поздравляли родителей с тем, что их дети вернулись целыми и невредимыми, и сочувствовали по поводу утраты тетушки Маргари, сестры матери Линайи. Ее загрызли прямо в кровати, когда бедную женщину мучила лихорадка.
Девушка встала с рассветом, собралась, тихонько вышла из дома и направилась к травнице. Она постучала в дверь к бабушке Удды, а та, уставшая отворила скрипучую дверь и впустила девушку.
Уильям умиротворенно спал, окуренный успокаивающими травами и спрятанный от всего мира накинутым на веревку льняником. Лихорадка то пропадала, то возвращалась, но похоже, что Удда устала не от борьбы с ней, а от чего-то другого. Ее лицо, изрезанное глубокими морщинами, стало более старым, в уголках глаз появилась великая скорбь, а тело склонилось к земле еще ниже под грузом чего-то ужасного, от чего болело и разрывалось старое сердце.
– Как он? – предчувствуя нехорошее, спросила девушка.
Удда молча взяла Лину за руку, подвела к лежанке и опустилась со скрипом на колени. Старуха приспустила льняник и Линайя увидела практически зажившие раны.
– Но… Но… Ведь день назад тут зияла дыра в боку, – девушка изумленно указала на рубец на теле мужчины.
Травница грустно кивнула, затем также безмолвно подняла верхнюю губу Уильяма, девушка вскрикнула – клыки удлинились.
– Что же делать?
– Что делать, что делать… Твоему милому нужно покинуть этот город, как только очнется. Мне очень тяжело скрывать его присутствие от жителей Вардов. После ночного нападения все приходят ко мне да просят либо травы от укусов, либо от нервов, либо и от того, и от другого. Или умоляют пойти с ними да помочь с лежачим больным, а я не могу. Приходится врать! Я даже не могу покинуть свою халупу ни на минуту, постоянно кто-то пытается войти без стука. А ведь если они его увидят… – старуха закачала головой. – Даже если они не поймут сразу, что с ним сталось, то как он очнется, он же будет голоден, Лина, и при разговоре все увидят эти клычища во рту… Нет, ему нужно уходить!!