День Ангела
Шрифт:
— И как вы только справляетесь с дядей Вадимом? — лукаво спросила Аня. — Такие женщины, как правило, имеют собственное непререкаемое мнение по любому вопросу и проблемы разрешают мановением руки. Или я ошибаюсь?
— Не скажу, что ошибаешься, — улыбнулся Яша. — Она, конечно, авторитарна, как императрица, и пользуется успехом на публике. Но все дело в том, что в быту, в семейной жизни, маман только кажется, что она имеет свое мнение. Вернее, ей кажется, что с ее мнением считаются. Но мы-то с папой не так просты и под шумок блюдем свои интересы. Можно было бы устроить революцию, но это как-то… Это для тех, кому нечего делать.
— Или для тех, кому нечего терять? — поддела Аня.
— Не будь язвой, кузина, — добродушно фыркнул Яша. — И не подстрекай исподтишка. Грех тому, кто соблазнит малых сих.
— Сии малые, я полагаю, сами грешат напропалую и соблазняются без зазрения совести. Под шумок, — оставила за собой последнее слово Аня.
Глава 5
…нет ничего опаснее женского обольщения; все женщины лживы, коварны, они играют с нами, как кошка с мышью, и за все наши нежные заботы о них мы пожинаем только насмешки и издевательства.
Арсен Муратович, старый тушканчик в профессорском звании и Никитушкин научный руководитель, — и к гадалке не ходи — стал бы двести пятидесятый раз требовать у Никиты обещанную статью и тезисы доклада к молодежной конференции, если бы Никита, будь он дурак, появился сегодня в родном Политехе. Арсен Муратович — к гадалке не ходи — стучал бы кривым своим мизинцем по столу, обсасывал дужку очков и в тысячный раз напоминал бы, что, прежде чем защищать диссертацию, соискатель обязан опубликовать ряд своих научных работ. А где эти работы, коллега? И где, уважаемый Никита Олегович, основной текст — мясо, так сказать, вашей диссертации? Доколь? Доколь вы мне будете голову морочить, мальчик? Или вы считаете, что можно ограничиться «Введением» и половиной одной главы? Так вот, уверяю вас, ученый совет вряд ли сочтет такую работу достойной рассмотрения, даже если мы с деканом будем хором петь о вашей гениальности. Так-то-с, милейший Никита Олегович! Все по девицам… Все по девицам скачем, я полагаю! А девицы, они… Девицы противопоказаны научной деятельности! Так и знайте, коллега!
В общем, Никита, будь он дурак, поперся бы с утра в Политех на расправу. Но поскольку дураком он себя не считал и поскольку студенческий семинар, который он обязан был провести как аспирант, намечался лишь через две недели, Никита предпочел отправиться с утра в шаверму (бывшую «Гармонию»), где зарабатывал на жизнь Дэн, и отработать ночевку.
Запахи мяса, приправ и теплого теста остыли за ночь, оскудели и обессилели. Бутылочки с кетчупом вид имели равнодушный, холодный и неприступный. Кафель, казалось, состарился и потускнел. Драцена в вазоне, что стояла на подоконнике, ушла в себя и меланхолично повесила остроконечные листья.
Безусловно, требовалось оживить картину. И Никита, пока Дэн возился с тестом, раскочегарил печь, повесил на крюк окорок, достал из холодильника сбрызнутую водой зелень, хранившуюся в глубокой кювете под крышкой, выложил пахучие стебли и листья на деревянную доску, повязал вокруг головы чистую белую косынку банданой, повязал вокруг бедер фартук, вооружился солидных размеров ножом и принялся рубить и петрушку, и райхон, и базилик, и укроп… И крутил носом, спасаясь от острых запахов, источаемых сочной зеленью.
— Нет, Кит, ты все-таки подумай, — продолжил Дэн разговор, начатый еще в маршрутке после того, как Никита неожиданно для себя самого разоткровенничался о своих приключениях. — К высоте привыкнуть не так сложно, особенно когда не просто лазаешь, а за делом лазаешь. Висишь, работаешь себе сосредоточенно, страховка надежная — и все в порядке. А деньги хорошие, даже если работать не каждый день. Я бы оттуда не ушел, но — травма. Неудачно приложился об угол коленкой, порвал связки, повредил мениск. Поэтому лазать меня больше не возьмут. А этих ребят из «Хай Скай Сити» — и Вову-растамана, и негра Костю, я же тебе говорил уже, отлично знаю. Хорошие ребята. А в офис я могу позвонить, меня там еще помнят. Дам тебе дополнительную рекомендацию, — усмехнулся Дэн. — Так что, я звоню? Полезешь на стенку?
— Я и так на стенку лезу, — пробурчал Никита, сгреб нарубленную зелень в холмик и переложил в деревянную миску. За ночь он много чего передумал и теперь позволял себя уговаривать, убеждать и вдохновлять на действия, которые ему, в общем-то, претили (слишком свежи были воспоминания о пропасти под ногами), но сейчас вот, поутру, после чашки крепкого кофе и яичницы с колбасой представлялись почти заманчивыми и перспективными в смысле выхода из денежного кризиса. — Я и так на стенку лезу. Полезешь тут.
— Это заметно, — наморщил лоб Дэн, — это заметно, что лезешь. От тоски и безысходности, так сказать… Терзания у нас, искания… Бытовая неустроенность. Крах личной жизни. Непруха беспросветная. И тьма проблем, как у государя императора, не меньше.
— Напрасно ты скалишься, Гуру, — изобразил обиду Никитушка. — Я вроде бы не ною и не жалуюсь…
— Ну, значит, мне показалось, — тихо пропел себе под нос Дэн и задумчиво почесал в бороде.
— Не ною и не жалуюсь, — громко и отчетливо повторил Никита. — Просто впечатление такое, что не в срок началось светопреставление, что все теперь не так и навыворот, что все разумные мероприятия теперь выходят боком, а действия самые что ни на есть дурацкие оказываются спасительными в конце концов, хотя поначалу такими и не кажутся. Поэтому, Гуру, звони в этот «Хай Скай Сити», звони хотя бы потому, что я не в восторге от перспективы висеть на веревках на высоте какого-нибудь двадцать второго этажа и отмывать закопченное стекло, или полировать шпиль Петропавловки, или подвешивать какие-нибудь там сады Семирамиды. Звони, потому что большего идиотства я и представить себе не могу. И раз это — идиотство, то в свете последних событий оно, скорее всего, к чему-нибудь пристойному да приведет.
— Это не светопреставление, сын мой, — с докторским видом покачал головою Дэн. — Это, сын мой, — ставлю диагноз — называется «мозги набекрень». И бог с ней, с причиной заболевания. Лечить будем традиционно, симптоматически, то есть попросту вправлять. В общем, я позвоню на альпинистскую фирму, как только минутка свободная выпадет. А ты иди себе сейчас, иди, гуд бай тебе. И где-нибудь во второй половине дня загляни в «Хай Скай» к менеджеру по кадрам. Есть там такой перец, Махинько, Игорь Петрович. Он, конечно, не подарок, но ты в голову не бери. Он повыпендривается, пузыри попускает и возьмет. Пристроит.
На том и расстались.
А делать Никите после бурных, изматывающих событий последних двух дней ничегошеньки не хотелось. Но и бродить просто так, в одиночку, тоже не хотелось. Он в глубине души опасался, что налетят на него, такого одинокого, отбившегося от стаи, жужжащим роем тоскливые думы, и разгоняй их потом как дурак. Или, упаси господи, еще стихи потянет сочинять, «вопли» синтезировать. А это последнее дело — исходить на словеса, выламываться.
Поэтому Никита, бежав рефлексии, засунул пальцы в задний карман джинсов и извлек оттуда измятый листочек с адресом, который вручила ему вчера в ментовке рыжая Даша. Почему бы и не навестить спасительницу? И, надо себе признаться, любопытно все же, что там у них за молодежный центр.