День мертвеца
Шрифт:
– Сейчас проверю, - бросил шериф и в спешке выскочил из-за стола.
В большинстве мест меня тотчас же посадили бы в камеру или отправили в больницу, но я раскусила этого человека. Через четыре минуты в комнату быстро вошел Толливер, присел рядом и взял мои руки в свои.
– Я здесь, детка, - сказал он.
– Не бойся.
Но моим щекам потекли слезы.
– Мне нужно уехать, Толливер, - прошептала я.
– Пожалуйста, отвези меня в мотель.
Я обхватила его за шею. Мне нравилось обнимать Толливера - он был ширококостный, твердый и теплый. Мне нравилось слушать его дыхание
Он поднял меня со стула и повел к дверям, обняв за плечи. Люди в приемной с любопытством посмотрели на нас.
Когда мы благополучно добрались до машины и тронулись в путь, Толливер сказал:
– Спасибо.
– Тебе плохо пришлось?
– поинтересовалась я, убрав руки от лица и выпрямившись.
– Шериф думает, что я все наврала. Хорошо, что у меня оказалась квитанция из мотеля.
– Холлис Бокслейтнер на тебе помешан, - сообщил Толливер.
– Никак не может решить, хочет он переспать с тобой или тебя избить. И гнев в нем кипит, как лава в вулкане.
– Это потому, что убили его жену.
– Да. Он тебе верит, и это выводит его из себя.
– Тогда пусть повесится, - сказала я.
– Пусть, - согласился Толливер.
– Он говорил тебе что-нибудь об убийстве Хелен Хопкинс?
– Сказал, что это он ее обнаружил. Ее ударили по голове.
– Чем-нибудь, что было в доме?
– Подсвечником.
Я вспомнила стеклянные подсвечники, стоявшие на кофейном столике возле Библии.
– Она стояла, когда ее ударили?
– Нет. Сидела на диване.
– Значит, убийца стоял перед ней.
Толливер призадумался.
– Вполне вероятно. Впрочем, Холлис ничего об этом не говорил.
– Поскольку нас самих подозревают в убийстве, мы ничем не поможем делу.
– Да, и нам нужно уехать отсюда - чем быстрее, тем лучше.
Толливер припарковался перед мотелем и пошел за ключами от комнат.
Мне и в самом деле захотелось лечь к тому времени, как мы добрались до места, и я была рада, что Толливер вошел в дверь, соединявшую наши номера, и включил мой телевизор. Я подложила под спину подушки, он ссутулился в кресле, и мы стали смотреть игровой развлекательный канал. Он выиграл у меня в «Риске», а я побила его в «Колесе Фортуны». Мне, конечно, больше хотелось бы выиграть в «Риске», но Толливер всегда лучше запоминал разные Факты.
Наши родители были умнейшими людьми, пока е спились и не пристрастились к наркотикам. И пока не решили, что жизнь преступников, делами которых они занимались, более интересная и захватывающая, чем их собственная. Моя мать и отец Толливера нашли друг друга, катясь по наклонной плоскости, после того, как оба бросили прежних супругов. Я и моя сестра Камерон вместо бывшего дома с четырьмя спальнями в пригороде Восточного Мемфиса очутились в съемном доме с дырой в ванной комнате в Тексаркане, штат Арканзас. Случилось это не сразу; мы прошли через несколько ступеней деградации. Толливер рухнул не с такой большой высоты, но и ему с братом пришлось катиться вниз за компанию с их отцом. В Тексаркане он вместе с нами пользовался отверстием в полу ванной. В той комнате меня и ударила молния.
У моей матери и отца Толливера родилось еще двое детей, Мариелла и Грейси. Мы с Толливером нянчились с
А как же мой отец и мать Толливера - почему они не спасли нас от такого ужасного поворота судьбы? Что ж, к тому времени мой биологический отец попал в тюрьму за серию преступлений, совершенных в профессиональной деятельности, а мать Толливера умерла от рака, поэтому никто не помешал моей матери и отцу Толливера скатиться на дно и увлечь за собой своих детей.
Так и получилось, что мы с Толливером оказались в дешевом мотеле, под занавес туристского сезона, надеясь избежать суда за убийство.
Но, чтоб мне провалиться, мы были умными людьми!
Мы играли в скрэббл [7] , когда в дверь постучали.
Поскольку это была моя комната, отозвалась я:
– Кто там?
– Холлис.
Я отворила дверь. Холлис увидел за моей спиной Толливера и спросил:
– Можно?
Пожав плечами, я посторонилась, и Холлис вошел.
7
Скрэббл - популярная игра в слова.
– Должно быть, вы пришли извиниться, - сказала я как можно более холодным тоном.
– Извиниться! За что?
Он, кажется, был искренне озадачен.
– За то, что сказали шерифу, будто я взяла у вас деньги. Намекнули, что я вас надула.
– Но ведь деньги-то вы взяли.
– Я оставила их на сиденье вашего автомобиля. Я посочувствовала вам.
Я была так зла, что почти шипела; меньше чем за пять секунд я перешла от холодного тона к жаркому, как огонь.
– На сиденье их не было.
– Нет, были.
Он вынул из кармана ключи.
– Покажите.
– Нет уж, посмотрите сами, а то станете утверждать, что я их вам подбросила.
Мы с Толливером вышли на улицу. Небо был серым, деревья гнулись на ветру. Мне стало холодно без куртки, но я не вернулась в номер. Толливер обхватил меня за плечи. Холлис открыл дверь автомобиля с пассажирской стороны, запустил пальцы в щель между сиденьями и через десять секунд вытащил конверт с деньгами.
Он уставился на конверт, покраснел, как рак, потом побледнел. Спустя мгновение-другое посмотрел на нас.
– Вы сказали Харви правду, - признал он.
– Извините.
– А я что говорила? Этот вопрос мы прояснили?
Он кивнул.
– Вот и хорошо.
Я развернулась и пошла в свой номер. Толливер оставался снаружи еще немного, потом присоединился ко мне.
Мы закончили игру в скрэббл. Я выиграла.
Мы отправились ужинать в маленький городок, находившийся в пяти милях от мотеля. Толливер, похоже, не рвался идти в столовую мотеля, и я не стала дразнить его официанткой. Мы заказали в ресторане стейк по-деревенски, картофельное пюре, лимскую фасоль - почти такие же, как в телешоу «Хорошая еда», и все действительно оказалось очень вкусным. Интерьер был знакомый: столы со столешницами из жаростойкого пластика, потрескавшийся линолеум, две усталые официантки и человек за стойкой - хозяин заведения. Чай со льдом тоже был неплох.