День Независимости. Часть 1
Шрифт:
— В милицию ходил?
— Какая, мать, милиция, когда кругом виноват?
Она схватилась за сердце: сумма равнялась ее полугодовому доходу…
Елена Степановна прошла на рабочее место, опустилась за стойку, машинально перевернула лист календаря, отметив, что сегодня седьмое мая, и привычно бросила взгляд на просторный — в коврах на мраморе, с кадками вечнозеленых экзотических растений — холл, где пока тихо и немноголюдно.
Мысли о деньгах не выходили из головы. Она открыла регистрационный
Деньги, деньги… С ума можно сойти.
А где их взять, эти деньги? Кошельки на пороге не валяются… Это в старые добрые времена народ валом валил побывать в легендарном городе — Герое. Гостиничные номера никогда не пустовали, и, если работать с умом, за смену запросто можно было скалымить червонец — другой.
Молодому поколению история неинтересна. Достопримечательности по фонарям. Центр мировоззрения, что ли, сместился у людей?
И только ко дню Победы, к празднику, оставшемуся для многих святым, в пустующей гостинице, где большинство комнат давно превратились в офисы коммерческих фирм, появлялись постояльцы. Да клиент не тот, чтобы задабривать администратора — старики, увешанные медалями, без гроша в кармане.
Громыхнула дверь. Она поневоле отвлеклась от невеселых дум и подняла голову. К ее окну приближались трое молодых мужчин, как на подбор крепких, статных, модно одетых.
В кожаной куртке, с трехдневной щетиной на приятном лице, ей улыбнулся:
— Доброе утро.
Она холодно поздоровалась.
— Хотели бы остановиться в ваших апартаментах.
— К сожалению, это невозможно. Свободные места есть, но они забронированы.
— Не может быть! — мягко изумился мужчина. — Неужели совсем?.. А как же быть?
— Ничем не могу помочь, — ответила строго Елена Степановна. — В городе наша гостиница не единственная… Должны понимать. На носу 55–я годовщина Победы, со всей страны съезжаются ветераны. С расселением трудности.
— Мы понимаем, — вмешался стоявший справа от него, с мягким украинским акцентом. — Сил нет по городу мотаться. Войдите в положение. Может, один на всех, в порядке исключения?
Крылова отрезала:
— Я же сказала: бронь!
На стойку лег паспорт.
Администратор вспыхнула от раздражения. Что за люди?! Сказала — нет, значит нет!
Тот, в кожаной куртке, что подал паспорт, слегка подтолкнул его пальцами. Коричневая книжечка свалилась ей на стол, и из страниц выпала зеленая купюра.
«Пятьдесят долларов», — Крылова залилась краской. Она подняла взгляд на настырного клиента. Мужчина смотрел в упор. И ждал…
«Да чего… в самом деле? Ну ее, бронь… Деды не привередливые, рассую как-нибудь… Это ж сколько на наши деньги приходится?..»
Изменившимся от волнения голосом, она выдавила из себя:
— Есть у меня номер. Как раз на троих. Но удобства не ахти.
И накрыла банкноту журналом.
— Какая разница! —
Она быстренько переписала данные с паспортов в журнал, подала в окошечко ключ и слепила на лице дежурную улыбку.
— По лестнице на второй этаж. Там горничная проводит.
Когда троица пропала из виду, Крылова подумала:
«Странные какие…Загорели; видать издалека приехали. А вещей-то — сумка спортивная…»
Но, спохватившись, огляделась вокруг, воровато выудила из-под журнала купюру и спрятала в карман.
Заперевшись в номере, Журавлев снял куртку и бросил на кровать. Комната тесновата, максимум шестнадцати квадратов, в которые умудрились втиснуть три кровати, тумбочки с казенными светильниками, платяной шкаф и письменный стол. Вот и все удобства.
— Не Президент — Отель, — констатировал он, и в обуви завалился на постель.
Олесь выглянул в окно.
— Вон Мамаев курган…Жрать хочется. Да и горилки бы не мешало, — он щелкнул пальцем по кадыку, — с устатку. Сходим?
— Успеется, — лениво отозвался Журавлев. — Ноги гудят. Простыл… Олесь вздохнул:
— Жрать охота…
…За последние два дня Журавлев словом не обмолвился с Мишкой Козыревым, да и тот держался обиняком, с обиженным лицом, хотя виноват, подлец, и знает, что виноват…
… Продуманный до тонкостей план мог сорваться из-за мелочи, такой нелепицы, которую, иначе как казусом, не назовешь. А ведь все шло гладко, без сучка и задоринки.
По приезду в Моздок Журавлев разбил группу и приказал расселиться в разных частях города. Место встречи — придорожное кафе вблизи вокзала, в восемь утра.
Замысел удался. Сработала и затея с сауной, и летчик, после распитой в компании Мишки и Олеся бутылки, почувствовал себя перед новыми знакомыми по гроб должным и потащил их в общагу.
Те сделали свое дело.
В ночной темени он с Задориным и Желобовым перенес к зданию тяжеленные канистры с бензином, спрятал в кустах и ждал сигнала.
Дальше, как по нотам…
…На крыльцо последним выскочил Ян. От него резко отдавало бензином. Он поджег вонючую мокрую дорожку, и пламя весело побежало к лестнице, перебираясь, словно живое, со ступени на ступень. Дымилась форма на трупе летчика.
Журавлев лично внес последний штрих — вложил меж дверных ручек деревянный брусок. Изнутри теперь не вырваться, а к приезду пожарных дверь будет так пылать, что засов сгорит без следа…
Второй этап операции был не легче первого. Надо было без шума уйти из города.
Наутро, за исключением Мишки, чей камуфляж запахом выдавал с головой, они выбрались на толчок и купили гражданскую одежду. На обратном пути заехали на городскую свалку, наскоро, чтобы не быть замеченными, переоделись и старую форму сожгли. В костер полетели и отслужившие свое поддельные документы.