День пирайи (Павел II, Том 2)
Шрифт:
— От имени вашего старшего сына, президента Джорджа Романьоса, глубокоуважаемый великий князь, его личный посланник мистер Доместико Долметчер просит вас принять в дар десять тысяч наилучших латиноамериканских яиц!
Сношарь недоверчиво оглядел гостя, потом еще более недоверчиво уставился на грузчиков, аккуратно снимающих верхние доски ящика. До содержимого Долметчер никого не допустил, сам вынул из опилок нечто некруглое и, не раздеваясь, присел на придвинутый сношарем стул. Затем мулат аккуратно положил яйцо на стол перед хозяином избы.
— Это же вымпел лунохода… — сказал Павел. Долметчер укоризненно глянул на него и перешел на русский язык, очень умеренно перевирая ударения в ключевых
— В качестве дара президент Хорхе Романьос преподносит своему почтенному отцу ни в коем случае не десять тысяч вымпелов бывшего советского лунохода. В качестве дара президент Хорхе Романьос преподносит своему почтенному отцу десять тысяч лучших латиноамериканских яиц, высокое качество коих гарантируется их пятигранностью.
Павел вспомнил, что пятигранными яйцами дириозавр как раз и бомбит всех, кто ему не нравится или кого раздолбать надо, и поежился: не дай Бог, взрывчатые. Но сношарь пятигранное яйцо взял, с интересом повертел и даже понюхал. Помедлил, потом решился и выпалил:
— То-то! Мой он, законный. Старший! Ярослав, никакой не Джордж, не Хорхий, голову не морочьте! Незаконный бы ни в жисть не догадался. Хотя ты, любезный, и другого цвета, но думаю, от моей черешневой не откажешься?
Тоня тем временем, игнорируя и Долметчера и пулеметы, закончила накрывать на стол, водрузив в центр большое блюдо красных раков. Долметчер грациозно взял рюмку, погрел в руке и выпил, закусив рачьей клешней. Павел налил Тоне коньяку и жестом пригласил садиться. Аракелян на кухне еще чем-то гремел, ибо знал, что к императорскому столу он, при всем своем дворянском достоинстве, с тремя микрофонами в гербе, появляться все-таки рылом не вышел. Сношарь тоже выпил чуть-чуть, без тоста, и поискал на столе — чем закусить. Одна из мисок его заинтересовала, он дотянулся и взял оттуда кривыми пальцами щепоть обильно политого майонезом салата. Медленно прожевал и грозно уставился на Павла.
— Котора баба готовила?
— Что-нибудь не так? — встревожилась Тоня.
— Не так? А ну зови, кто готовил!
Тоня, злобно предвкушая позор Аракеляна, — ибо знала, что удерживают полковника на высоком посту не родственные связи, а кулинарное мастерство, — с согласия Павла привела полковника прямо как был, в фартучке.
— Ты чего тут настряпал?
— Салат оливье…
Сношарь подбоченился, один глаз закрыл, другой прищурил.
— А горох как — сам метал? А картохи почто напхал? Огурец соленый? Ты это как назвал? Оливье? Если это оливье, тогда я генерал!
— Никита Алексеевич, — подал голос Джеймс, уповая на свою давнюю со сношарем дружбу: скандал в присутствии представителя недружественного Соединенным Штатам государства был совершенно неуместен, — звание генерал-аншефа император присвоил вам еще в сентябре.
Сношарь молчал, полковник бледнел, краснел и чернел поочередно.
— Такой рецепт… — пролепетал он.
— Рецепт? — рявкнул сношарь, привставая. — Ничего не знаю про рецепт, но только в прошлый раз в салате оливье икра была, а не горох! Едал я оливье, можешь поверить! Все вы тут позабыли, городские, рецепт даже салата любимого утеряли… — горестно закончил сношарь. Видимо, в числе тайно ожидаемых московских радостей у него числился памятный с детства богатый салат.
— Отчего же, — вдруг уверенно подал голос мулат, поигрывая пустой рюмкой, — надо взять два рябчика… примите во внимание, что архангельский рябчик лучше и упитаннее олонецкого… один телячий язык, четверть фунта паюсной икры… Лучшие сорта икры надо закупать на месте, в дельте Волги, если желаете, могу сообщить адреса мастеров засола…
Павел вспомнил, что за одним столом с ним сидит как-никак владелец знаменитого «Доминика», и несколько смутился. Но увидев, как потеплело лицо сношаря — еще бы, ведь это посланник его собственного, публично признанного законным сына, воскрешал забытый рецепт, — сверкнул глазами на Аракеляна. Тот быстрым официантским движением выхватил из кармашка передника блокнот и стал записывать медленную речь Долметчера. Тот, скосив пустые глаза на блюдо с пламенными раками, продолжал:
— Еще отварных раков двадцать пять штук, можно и таких приблизительно, но вообще из русских раков брать изначально не зеленоватых, а этаких черноватых, они лучше, лапки у них снизу красные, и варить их нужно иначе: сполоснуть в холодной воде, положить в крутой соленый кипяток и туда же опустить брусок докрасна раскаленного железа, а с ним еще и пучок укропа, — замечу, что примененный вами мускатный орех в салате оливье не используется вовсе… Варить полчаса, не менее. И еще: если раков нет по сезону, можно использовать банку омаров, очень хороши гавайские. В крайнем случае — банку крабов, но ни в коем случае не индийских, они горчат… Ваши дальневосточные вполне сойдут. Так, использовать еще полбанки пикулей, лучше собственной заготовки по обычным рецептам, но советую помимо простых, то есть мелкой моркови, корнишонов, молодой кукурузы и прочего, всенепременно положить и семена настурций. Без них в салате оливье пикули не явят должной вкусности. Еще — полбанки сои кабуль…
Аракелян явно понятия не имел, какая соя в Кабуле, но истово скреб карандашом по бумаге. В глазах Тони, не угасая, горели адские огоньки.
— Два свежих огурца… Записали? Ваши нежинские хороши, но в Сальварсане есть более душистый сорт, «эрмано дель пуэбло», мы к коронации доставим должное количество, должны поспеть… Ну, пять крутых яиц, полфунта каперсов. И ко всему этому самый простой соус провансаль: французский уксус, ваш кавказский винный тоже хорош, еще два яйца, фунт прованского масла. Посолить. Все.
— Лучше вовсе не солить, — умиленно закончил сношарь, с чувством налил мулату вторую рюмку черешневой, — я-то сам соли не употребляю. И тебе, милок, не советую. Дольше в силе будешь. Выпей за мое здоровье и за свое тоже.
— Можно и не солить, — миролюбиво согласился Долметчер, рюмку выпил, открутил у рака вторую клешню, закусил.
— Все запомнили, уважаемый? — грозно спросил Павел полковника. — Никаких в другой раз горохов и картошек! Чтобы строго по рецепту! И примите отсюда это ваше… неудачное произведение! — Павел с некоторой грустью проводил взором исчезающий вместе с полковником за дверью салат. От рыбы он уже осатанел, а Тоня позволяла полковнику готовить только то, за чем сама могла уследить: в частности, это был как раз салат оливье на картошке, состряпанный, честно говоря, вовсе не Аракеляном, а Тоней; ну еще попадала на стол к императору рыба во всех видах, ну и раки по сезону, как выразился дипломат-ресторатор, а Тоня их почему-то считала сильным противоядием. Ох, жизнь…
Выпили еще по одной, сношарь, беря с блюда вареного рака, совсем по-семейному поведал мулату, что, когда Угрюм-лужу вычерпывали, то на дне ее огромный рак обнаружился, ну с индюка хорошего, не соврать тебе, этот вот тоже большой, но тот поклешневитей был, велел я его тогда в Смородину отпустить на развод, пусть породу поддерживает, да и вообще знатные раки у нас там, приезжал бы, милок, воздух у нас, дали засмородинные. Впрочем, лицо мулата ничего не выражало. Он сжевал еще две клешни, потом вдруг чем-то обеспокоился, встал и откланялся: видать, черешневая настойка пробудила в его организме некую спешную потребность. Ощущал ее и Павел, к тому же он помнил, что после контакта с очерешненными по сношаревой воле мужиками женщины начинают искать утешения именно что у самого сношаря — и было ему весьма неловко. Сношарь-то с ним всей своей деревней делился, не жадничал.