День пирайи (Павел II, Том 2)
Шрифт:
— Осмелюсь вопросить: может быть, при столь благоприятном расположении светил вы имели также и другие собеседования?
— Да. Я имел собеседование с духом некоего еще не вполне внедрившегося в загробный мир лица: дело в том, что его бренную оболочку до сих пор поддерживали реаниматоры в клинике украинского города Кировограда. Высокопочтенный недовнедрившийся дух произнес длинную речь, содержание которой я не могу воспроизвести, ибо японский язык чрезвычайно беден ругательствами. Русский язык, напротив, чрезвычайно богат ругательствами, те же черты характерны и для украинского
Форбс начал терять древнекитайское терпение.
— Осмелюсь вопросить — при столь благоприятном расположении светил вы, возможно, имели собеседования также и с другими духами?
— Отнюдь. Как раз в этот момент снова появился на своем загробном осле дух султана Хакима, сказал, что все собравшиеся недостойны беседовать с медиумом Ямагути, и всех разогнал. На сегодня, увы, все. — Японец снял очки, но глаз, конечно, не открыл. Больше он на сегодня, похоже, ничего сообщить нового не мог.
— Искренне благодарю вас, Ямагути-сан, — со всей мыслимой сердечностью сказал Форбс, пожимая руку медиуму. Потом японец с достоинством удалился.
Форбс остался в размышлении. Институт создавался ради борьбы с русской опасностью, а не ради соперничества с третьей политической силой. Впрочем, во главе Сальварсана стоял хоть и диктатор латиноамериканского типа, но по крови был он все же русским и являл опасность. Форбс набрал на пульте сложный аккорд. Сейчас ему требовался совет нейтрального мага, а таковым на весь Элберт, и то с натяжкой, мог считаться застенчивый тихоокеанец. Именно он материализовался из воздуха в кресле напротив генерала. У себя на Самоа он и понятия не имел о телепортации, не нужна была, но в Элберте быстро ее освоил.
Еще совсем молодой, едва ли тридцати лет, темнокожий полинезиец абсолютно игнорировал европейские правила приличия. Он носил лишь красную набедренную повязку, да и ту, чуть становилось жарко, снимал и повязывал на голову. Зато он любил украшаться гирляндами редкостных самоанских и таитянских цветов. Для их выращивания в самом нижнем ярусе Элберта пришлось выдолбить солидную оранжерею: творить цветы среди всех магов Элберта умел только Бустаманте, но обслуживать нижестоящего, по его мнению, да еще расово неполноценного мага он никогда бы не стал.
Тофаре Тутуила, пожалуй, мог бы творить для себя цветы и сам, однако натура его была полна не одной лишь застенчивости, а еще и неповторимой, никому в мире больше не присущей, кроме уроженцев Южных Морей, лени. Дорогой и сложный контракт, который заключило с ним правительство США, гарантировал магу ежедневное трехразовое свежее одеяние из родных цветов. Что поделать, маги капризны, — все эти цветы Тутуилы по сравнению с капризами Бустаманте были и впрямь лишь цветочками, разве что тропическими. Например, в контракте Бустаманте имелся параграф, дававший магу право не исполнять приказы начальства, если маг не считает их совместимыми со своим достоинством. И еще параграф, по которому маг имел право орать на начальство. Как раз этого сейчас усталый, отягощенный подагрой и комплексом вины перед Цукерманом
Тофаре был малоросл, глаза имел миндалевидные, и еще носил крошечные пушистые усы, отчего был похож на чрезвычайно красивого сиамского кота, зачем-то обвязавшего голову красной тряпкой. Он с любопытством посмотрел на Форбса и сложился в поклоне.
— Я готов служить вам, господин генерал, всеми силами моего Ка, моего Ку, моего Кэ. Я весь внимание.
— Мистер Тутуила, — начал Форбс официально, — вы знаете, что политика некоторых государств идет вразрез с интересами вашей новой родины.
— Моя новая родина, господин генерал, — острова Самоа. Древняя родина моего народа, острова Хаваики, погрузилась на дно Тихого океана тогда, когда ваша прежняя родина, Австралия, даже не была открыта европейцами.
— Я имею в виду ваше сверхновую родину, мистер Тутуила, а именно Соединенные Штаты. Вы как высокообразованный маг, видимо, поставлены в известность, что Восточное Самоа собирается стать пятьдесят первым штатом США?
— Я проинформирован о том, что Восточное Самоа планирует стать пятидесятым штатом США приблизительно тогда же, когда независимая Юкония, бывший штат Аляска, подаст заявление о приеме в ОНЗОН.
Форбса перекосило. Уж не мог смолчать, непременно нужно соль на раны сыпать. Но беседу полагалось продолжать.
— Насколько установлено экспертизой при вашей вербовке, ваши магические возможности практически не ограничены. Вы обязаны исполнять также приказания начальства, то есть мои. Это прописные истины, однако мы с вами ни разу не испытали вашей способности создать живое существо на большом расстоянии.
Полинезиец пошевелил пушистыми ресницами и усами, — мол, тоже мне фокус. Он был ленив даже в разговоре.
— Итак, мистер маг, прошу вас, если… сочетание светил благоприятствует, разумеется, немедленно сотворить в личных покоях президента республики Сальварсан Хорхе Романьоса сто пятьдесят кобр. Половозрелых, разумеется.
Полинезиец и ухом не повел, лишь снял откуда-то с бедра цветок банана и неспешно ощипал его, словно выясняя, любит его кто-то или не любит.
— Готово, — сообщил он, дощипав лепестки.
Форбс нажал на клавишу вызова предиктора. На экране возникло недовольное лицо голландца, тот сидел за компьютером и одним пальцем вытюкивал очередной бюллетень.
— Геррит, — обратился Форбс к экрану, — желательно сейчас же узнать результат, который последует вследствие того, что в личных покоях президента Хорхе Романьоса только что возникло большое количество очень ядовитых змей.
Светловолосый предиктор только отбросил прядь со лба и скучным голосом ответил:
— Спустя две недели, генерал, вы получите воздушной почтой контейнер, содержащий триста банок пищевых консервов сальварсанского производства. В них будут замаринованы в розмарине и прочих пряностях все ваши змеи. Причем из двух недель одиннадцать дней уйдет на маринование, и лишь три — на пересылку. Замечу, что сальварсанские маринады всегда были излюбленным кушаньем уроженцев Восточного Самоа…