День рождения
Шрифт:
Никому не рассказал старый Хабибулла о посещении военкомата. Он подобрал остатки сена под ногами своей лошади, проверил, все ли подводчики на месте, и сел на телегу:
— Ну, поехали домой!
За ним тронулись другие подводы.
К вечеру стало прохладнее. Природа вокруг вздохнула и ожила. Распрямились травы и листва на деревьях. Взлетели к небу ласточки — птицы словно ожили после жары, как после спячки.
Конечно, трава, звери и птицы живут лишь собственными маленькими интересами и заботами. Что им до страданий людей, до старого Хабибуллы, у которого
Лошадь потянулась к мягкой сочной траве на обочине дороги. Хабибулла дернул вожжи, взмахнул кнутом. «Нехорошо получилось в военкомате. Сказал, что оба сына на фронте. Но Тимергали — это точно, а Миннигали — еще не известно. Да нет, Миннигали не выдержит, обязательно прорвется на фронт, — подумал он, и снова поднялась в его сердце гордость за своих сыновей. — Нет, такие сыновья, как у нас с Маликой, не подведут!»
Часть вторая
I
После смены Миннигали, не заходя в общежитие, поехал к Рашиду. На душе у него было очень неспокойно: никаких известий от брата. Баку, погруженный в темноту, выглядел необычным, таинственным. На улицах было много народу, мужчины по большей части в военной форме. На перекрестках, у проходных фабрик и заводов дежурили милиционеры. Троллейбусы стояли. Только перезванивались битком набитые людьми трамваи. Миннигали вскочил на подножку. Внутрь пройти не смог, так и ехал, держась одной рукой за поручень, на весу.
Дом Рашида стоял напротив исторического музея. Когда Миннигали подошел к воротам, навстречу легким быстрым шагом вышла сестра Рашида, Лейла.
— Рашид дома? — спросил Миннигали.
Девушка покачала головой:
— Рашид уехал на фронт.
— На фронт?
— Вчера прибежал, собрал вещи в мешок и убежал. Даже чай пить не стал.
— Может, я еще успею его найти?
— Их уже вчера вечером отправили из Баку,
— А куда отправили?
— Не знаю.
— Рашида взяли, а меня нет. Я уже пять раз ходил в военкомат. Не хотят даже разговаривать.
— Если вы все уйдете на фронт, кто же будет работать? На нефтяных промыслах тоже нужны люди, — сказала Лейла.
— Сколько моих сверстников уже взято в Красную Армию! Почему я должен оставаться здесь? Это нечестно! Завтра утром опять пойду в военкомат. Пока не добьюсь своего, не перестану ходить!
— Ох и горячий ты! Я и не знала. Как только Закия тебя такого любит? — пошутила девушка.
Миннигали отмахнулся:
— Я просто так… Душу отвожу…
— Ладно, не оправдывайся. — Лейла подхватила смущенного парня под руку: — Пошли к нам.
— Давай
— Дома никого нет. Мама в ночную смену. Посидим поговорим. Без Рашида скучно…
— Да, жалко, что мы не вместе, он настоящий друг.
— А я? Разве я тебе не друг? — В голосе Лейлы прозвучала печаль. — Как будто меня и нет вовсе.
— Что ты говоришь, Лейла!
Лейла перебила его:
— Молчи уж. У тебя есть Закия.
— Ну, я, пожалуй, пойду, — сказал Миннигали.
— Не торопись. Что там тебе приготовили в общежитии? Если на фронт возьмут, кто знает, придется встретиться или нет.
— Домой к вам не будем заходить, ладно? Давай в саду посидим, хочешь?
Миннигали не знал, о чем говорить. Он даже пожалел, что остался. Зачем дал себя уговорить? Надо было уйти. Конечно, ей скучно одной. Не знает, как провести свободное время. Совсем еще девчонка, девятиклассница, а хочет показать, что взрослая.
При свете луны на глазах девушки блеснули крупные слезы. Плачет. Неужели он обидел ее? Миннигали стало жалко Лейлу.
— Не надо… Ты же большая девочка, не плачь… Рашид вернется живой и невредимый, вот посмотришь. Ну, Лейла…
От ласковых слов девушка совсем расплакалась:
— Я… Я из-за тебя плачу…
— Из-за меня? Неужели я обидел тебя?
— Люблю тебя. Давно люблю. С того дня, как ты пришел к нам с Рашидом. Ты на меня не обращаешь никакого внимания… С Рашидом все про Закию свою говорил. Я… я даже ревновала тебя, возненавидела твою Закию.
Миннигали с братской нежностью гладил ее дрожавшие плечи. И вдруг остро, всем сердцем ощутил ее прелесть. Ему захотелось обнять и поцеловать ее. Но он сдержал себя.
— Нельзя так… Успокойся… Ты же умница…
— У тебя нет других слов? — Лейла посмотрела на парня полными слез глазами: — Дальше что? Скажи! Ну скажи мне!.. — И, словно испугавшись чего-то, положила ладонь на губы Миннигали: — Нет, не надо! Не говори. Я все знаю, все вижу. Не любишь меня. А я тебя люблю, люблю! Это смешно. Очень смешно. Но я ничего не могу поделать с собой! — Она тяжело дышала. — Не могу…
Миннигали и раньше догадывался, что она к нему неравнодушна. Но Лейла до сих пор скрывала, точнее, старалась скрывать свое чувство. При нем она постоянно шутила, смеялась. Добрые, милые, ласковые глаза ее иногда вдруг затуманивались, тогда ему казалось, что она ждет от него чего-то важного, сокровенного. Признания? Когда они оставались вдвоем, Лейла томилась, молчала, вздыхала и никак не решалась начать разговор. Миннигали в таких случаях делал вид, что ничего не замечает.
Теперь он мысленно ругал себя: «Какой же я парень, если толком не умею говорить с девушками? Лейла проводила брата на фронт. Ей тяжело, очень тяжело. А я, вместо того чтобы утешить, стою, как будто воды в рот набрал. Ах, как нехорошо, как нехорошо!.. Надо что-то сказать. Но что сказать? Что у меня в деревне есть любимая? Закия, Алсу-Закия…»
— Лейла, милая… Я даже не знаю, что говорят в такие минуты. Ведь ты сестренка моего близкого друга.
— Ну и что же! — Лейла прижалась к нему.