День рождения
Шрифт:
Интересно устроена жизнь. Пока живешь у себя на родине, не дорожишь односельчанами, даже близким соседом, живущим за твоим забором, а на дальней стороне человек из соседней области кажется родным.
Познакомился Миннигали и с остальными ребятами.
— Я с Украины, Микола Пономаренко, — сказал один.
— Я из Еревана… — представился другой.
Отныне им суждено было вместе учиться, жить, а потом вместе уйти на фронт. Они, ребята разных национальностей, составляли теперь один взвод.
Долго еще оживленно болтали они обо всем на свете. Но
Немцы все дальше продвигались по советской земле, перешли Днепр в районе Каховки, отрезали Крым.
После отбоя Миннигали не мог уснуть. Не мог он примириться с тем, что Красная Армия отступает. С самого начала войны не было вестей от Тимергали. При мысли о нем больно щемило сердце. Давно в руках врага те места, где служил брат. Может быть, он погиб? Может, остался в тылу врага с частями, отрезанными от армии?.. Миннигали был уверен, что брат живым не сдастся в плен врагу, если попадет в окружение — вырвется хотя бы ценою жизни… «Хорошо бы воевать вместе с Тимергали! — мечтал Миннигали. — Закончу пехотное училище, попрошусь в его часть. Только чтобы он был жив и пришло известие, что он на нашей стороне…»
Сквозь сон что-то промычал Мамедов н поднял голову. То ли жесткая постель на нарах, то ли тяжелый сон не давали ему покоя. Он поближе подвинулся к свернувшемуся калачиком Николаю Соловьеву. На верхнем, втором, этаже нар тоже кто-то вертелся, скрипел зубами, бормотал во сне.
Но вскоре опять стало тихо.
Недолго тянулась короткая летняя ночь. Окна стали из черных серыми. Теперь уже можно было ясно различить лица спящих на двухъярусных нарах товарищей. Они такие смешные, когда спят. Как дети. И не скажешь, что это семнадцати-восемнадцатилетние ребята… Ведь через несколько дней наденут военную форму, примут присягу, будут учиться, а через три месяца выпуск… Неужели Миннигали тоже со стороны кажется таким же молоденьким?
Со двора, примыкавшего к училищу, донесся крик петуха. К нему присоединился второй, третий. Вскоре все петухи в соседних дворах хором возвестили о том, что наступило утро.
Петухи напомнили Миннигали о далекой родной земле Уршакбаш-Карамалы. Он представил себе утро в ауле. Вот из-за зубчатых вершин Карамалинских гор поднимается солнце. Розовый горизонт весь лучится. Сверкают росинки на траве и на листьях деревьев, отражая эти лучи. Над рекой Уршакбаш, в ивняках по ее берегам поднимается белый туман…
Мать и отец не вернулись еще, наверно, с сенокоса. Как там поживает Закия? Вспоминает ли о нем? Жаль, что в этом году он не смог съездить домой в отпуск. Теперь надо ждать, когда кончится война. Пока не перебьют фашистов, им уже не встретиться.
Миннигали стал мечтать о встрече, но мысли его оборвал подъем.
Учебу пока не начинали. Сначала приводили в порядок казармы, чистили двор.
Миннигали возил на телеге мусор и сваливал его в глубокую яму в конце улицы. Он страшно соскучился по лошадям. Кобыла попалась норовистая, но он очень быстро привык к ней, и она признала в нем хозяина. Работа пошла на лад.
Конечно,
И чем больше он думал об этом, тем обиднее становилось. На третий день он не выдержал, поругался с командиром отделения и потребовал немедленной отправки на фронт.
Дело приняло серьезный оборот. Вечером, перед отбоем, когда рота построилась, старшина пробежал глазами какую-то бумагу и скомандовал:
— Курсант Губайдуллин, выйти из строя!
Губайдуллин тронулся с места, чувствуя, в чем дело, но старшина остановил его:
— Отстави-и-ить!..
Когда Миннигали встал на свое место, старшина опять крикнул:
— Курсант Губайдуллин, выйти из строя!
И снова курсант вышел не так, как положено.
— Отстави-и-ить!.. — скомандовал старшина.
Это повторилось три-четыре раза. Только когда Миннигали по-солдатски четко вышел и встал перед строем, старшина успокоился.
— За старание, проявленное в работе по приведению училища в порядок, вы заслужили благодарность. Но вы нарушили воинскую дисциплину. За пререкание с командиром отделения объявляю вам наряд вне очереди. Повторите!
Но Миннигали и тут не унялся:
— Для чего меня взяли в армию? Мусор возить? Разве неправильно, что я требую отправки на фронт?
— Когда наступит время, тогда и отправят!
— Надоело ждать.
— Молчать! — вскипел старшина.
— В военное время…
— Вы на базар пришли? — спросил старшина и добавил Губайдуллину еще один наряд вне очереди.
После отбоя курсанты ушли спать. Миннигали же, во-оружась огромной шваброй, всю ночь мыл полы в казарме.
Так началась для него военная жизнь.
Широкий двор полон курсантов. Шум, смех, шутки, веселый стук ложек о котелки…
Миннигали ел жидкую пшенную кашу из одного котелка с Николаем Соловьевым. Они сидели прямо на земле. Соловьев начал было рассказывать какое-то кино, которое он видел до войны, но тут появился дежурный:
— Кто здесь Губайдуллин?
— Я! — Миннигали вскочил.
— Идите, вас девушка ждет. Фамилия Бердиева.
— Бердиева? А-а-а… — На лице Миннигали появилось выражение радости. — Лейла! Где она?
— У проходной.
Лейла сначала не узнала парня.
— Здравствуй! — сказал Миннигали.
Девушка вздрогнула. Она с удивлением посмотрела на него широко раскрытыми черными глазами и вдруг, узнав, радостно крикнула:
— Мипнигали-и-и!..
В нежном голосе ее прозвучали одновременно и радость, и печаль. Лейла показалась необыкновенно красивой. Две длинные толстые косы сбегали по спине до пояса. Черные брови и глаза ее подчеркивали белизну и чистоту лица. Тонкий нос, нежные, по-детски пухлые губы. Да, Лейла очень красивая девушка! Почему же он раньше не замечал этого?