День рождения

Хамматов Яныбай Хамматович

Капитан ответил не сразу:

— Ваш эскадрон организован в основном из окруженцев. Лошадей пока не хватает. Какие были — перебиты. Все равно против танков на них ничего не сделаешь. Для этого более надежное средство — ПТР.

Капитан, кажется, и сам не очень-то хорошо знал дорогу. Сырые, с тяжелым воздухом, мрачные траншеи поворачивали то налево, то направо. Пока блуждали, время перешло за полдень.

— Как пройти во второй эскадрон? — спросил капитан Поляков у оказавшегося поблизости красноармейца.

Красноармеец,

которому задан был этот вопрос, ел сухари, макая их в воду в котелке. В ответ он махнул рукой, чтобы они пригнулись. Тут же над головами засвистели пули.

Капитан выпрямился, стряхнул с воротника осыпавшую его землю, повторил вопрос:

— Так где же второй эскадрон?

Красноармеец вытер мокрые кончики усов рукавом гимнастерки.

— Идите вот этой ложбинкой, там будет ход сообщения, покажут. Только головы не высовывайте, гитлеровцы рядом.

Губайдуллин на три-четыре шага отставал от Петрова. «Оборона надежная, видать. Фашистов можно отбить», — подумал он.

В ходе сообщения, похожем на канаву, набралась жидкая грязь после вчерашнего дождя, идти было трудно, ноги вязли в глине. В конце траншеи была дверь в землянку. Рядом в окопе сидел молодой старшина с биноклем и ругался на чем свет стоит:

— Сейчас опять пойдут в атаку! Сколько их перебили, а они все не унимаются!.. — кричал он, не оглядываясь назад. Заметив наконец гостей, представился — Старшина Третьяк.

— Где заместитель комэска Цыбульский? — спросил капитан.

— Его нет… Погиб.

— Когда?

— Перед вашим приходом… — Словно чувствуя себя виноватым в смерти Цыбульского, старшина начал оправдываться — Никак не ожидали… Прямое попадание…

— Сообщили в штаб?

— Сообщили.

— Кто исполняет обязанности комэска?

— Я.

— Теперь командовать эскадроном будет старший лейтенант Петров, — сказал Поляков. — Ну, до свидания, товарищи! — Поляков отдал честь. — Моя миссия, так сказать, на этом заканчивается. Действуйте по обстановке. Поддерживайте связь.

Поляков ушел.

Петров начал было наводить у старшины справки о делах эскадрона, но в это время один из наблюдателей закричал:

— Танки!

Петров побледнел. Стараясь не выдавать своей растерянности, он спросил дрогнувшим голосом:

— Сколько?

— Много!

— Сосчитайте!

— Есть!

Петров потянулся к биноклю старшины. Он уже взял себя в руки, успокоился:

— Все по местам! Установить пушки на прямую наводку. Без команды не стрелять, ни одного снаряда зря не тратить! — приказал он.

Губайдуллин, находившийся рядом с Петровым, тоже растерялся. Сердце лихорадочно стучало, в мозгу билась одна мысль: «Не торопиться! Спокойно… Ждать приказа… Не торопиться…»

Танки, поднимая тучи пыли, вышли на пшеничное поле. Один, два, три… шесть… Они шли и шли, вдавливая в землю зрелую несжатую пшеницу.

Первый танк открыл огонь: «дзан-дзанк!» Звук напоминал удары по пустой бочке. Идущие следом тоже изрыгнули огонь.

Танки шли на траншею. Вот уже стали видны детали, пулеметные стволы.

Грозная лавина стремительно приближалась, нарастала.

«Почему молчит командир? Может, растерялся от страха?» Как бы в ответ на эти вопросы, Петров скомандовал:

— Огонь!..

Тимергали точно прицелился и спустил курок ПТР. Приклад ударил в плечо.

Одновременно прогремел первый пушечный выстрел. У головного танка повредило гусеницу.

— Огонь!..

Стрельба усиливалась. Когда выстрелы попадали в цель, то один танк, то другой выходили из строя. Уже несколько танков стояли неподвижно, охваченные пламенем. Бронетранспортеры, следовавшие за танками, вынуждены были сбавить скорость. По ним стали бить осколочными снарядами. Заговорили пулеметы и автоматы, выискивая выскакивавших из горящих машин гитлеровцев.

Около получаса длилась первая атака немцев. На этот раз она была отбита. Наступило затишье, но оно было недолгим и напряженным, предвещавшим еще более сильную грозу.

И действительно, в отдалении послышался грохот, нараставший с каждой минутой. Со стороны шоссе показались тапки. Их было около двадцати. Тяжелые, мощные, они неумолимо приближались к траншее, где оборонялся советский эскадрон. Их сопровождала пехота: ровные ряды немецких солдат с автоматами наперевес. Свежие силы против измотанных боями, но отчаянных людей. И опять жестокий бой. Огонь с обеих сторон. Все смешалось: люди, машины. Временами доходило до рукопашной, но врагу так и не удалось пробиться к штабу дивизии.

До темноты длилось это неравное сражение. Наконец все утихло.

Тимергали без сил опустился на дно окопа. Голова разламывалась от грохота боя, от усталости, от голода, от угарного, дымного воздуха.

— Ты не ранен? — спросил Петров.

— Нет, товарищ командир. — Тимергали с трудом открыл глаза. — Я рад… Рад, что отомстил фашистам за столько дней отступления.

Петров успокоился.

— Ты отдохни. А я ознакомлюсь с эскадроном, пока еду принесут. — И он похлопал Тимергали по плечу.

— Старшина, пройдемся?

— Можно, — согласился Третьяк.

Когда Петров и Третьяк ушли, Тимергали при сумеречном свете начал писать письмо, разложив на лопате листок бумаги, а к их возвращению он уже сложил его треугольником, написал на нем адрес и положил его в карман гимнастерки.

— Познакомились?

— Познакомились.

— Ну и как?

— Настоящие бойцы, надежные, смелые…

— То, что смелые, я видел. А много ли?

Петров ответил резко и строго:

— Сержант Губайдуллин, выполняйте то, что входит в ваши обязанности, а остальное вас не касается.