День сомнения
Шрифт:
Гелиотид, напоминавший жемчуг, добывали в Дуркенте с “седой древности” (пахло, как минимум, неолитом). Вся история Дуркента кружилась вокруг гелиотида; ради него закипали войны, погромы, скликались инвесторы. Само имя Дуркент – “жемчужный город” в переводе – родилось в те ветхие времена, когда гелиотид считался сортом жемчуга. (В тридцатые годы Дуркент хотели переименовать в
Кагановичкент, но передумали). Да, в прежние эпохи гелиотид ценился не намного ниже жемчуга. А в последнее столетие, когда ювелирные рынки засыпал дождь культивированного жемчуга, гелиотид, месторождения которого находились только в Дуркенте, подорожал фантастически.
Гелиотид и был главным персонажем фолианта, Первоединым, из которого проистекали все эти краткие биографии, контактные адреса и фотографии офисов с восковыми улыбками секретарш.
Что говорить, если сам Триярский после ухода из прокуратуры вынырнул юрисконсультом в одной из дочерних фирм, опоясавших Завод наподобие ожерелья.
Под гелиотидовой звездой родилось и выросло состояние Якуба
Мардонова, начинавшего в середине 80-х на Заводе в уютной должности секретаря комсомольской ячейки… Одно время его считали сторонником
Белого Дурбека и даже дарителем знаменитых ботинок. Однако, когда
Якуб влетел в город вместе с Черным Дурбеком и его ватагой, такие предположения отвалились сами собой. Но, опять-таки, въехать – въехал, но дальше поехал своей дорогой; в охоте на горбунов и в других реформах Черного Дурбека не засветился. Когда же на городском рынке, в самом осклизлом его закуте, хромой дервиш впервые в городе прошептал имя Серого Дурбека…
Кстати, в историческом очерке по разумным причинам утаивалось, что все правители города, начиная с четырнадцатого века, были тюрками и носили имя “Дурбек”, “Жемчужный князь”. И что рано или поздно их жизнь обрывалась насильственным образом – если Дурбеки не отлипали от власти добровольно.
Триярский внимательно перечитал раздел о подземных пустотах, проточенных столетиями аномалии гелиотида; пустоты эти охотно обживали пастыри всевозможных вероучений, которых вместе с чумой, специями и крепкими славянскими рабами заносило в Дуркент караванами.
Перечитал и часть, касавшуюся мавзолея Малик-Хана. Даже отчеркнул карандашом предание, что этот Малик-Хан – один из трех святых ханов, пришедших на туй к юному пророку Исе, – то есть Мельхиор, как утверждалось.
Триярский срисовал план мавзолея, сложил листок и отправил его в тот же внутренний карман, где ожидали своего часа полученные от
Аллунчика деньги.
Первой, несмотря на некоторую алфавитную натяжку, шла обильная статья под названием “Областной Правитель”.
…Родился в семье простого дехканина, имеющего, естественно, княжескую родословную. Сразу же начал трудовую деятельность.
Ее, кстати, по тем временам можно было счесть нетрудовой: помогал папе-дехканину в подпольном цехе по обработке неучтенного гелиотида…
“самоотверженно способствуя сохранению древних секретов отделки этого драгоценного камня”.
Способствовать пришлось недолго – в один “черный-черный день” явились враги древних секретов и изрядно попортили предприимчивому дехканину его княжескую кровь. А Серого Дурбека отправили в школу тосковать по прерванной трудовой деятельности.
Однако уже вскоре пионер Дурбек в свободное от гранита науки время торговал пирожками.
…Триярский сам не заметил, как вошел в какую-то полудрему и читал ненужное – видимо, сказывался пропущенный кофе. Или выпить? – ведь новолуния он не видел, и…
Соблазны прервал телефон.
– Алло, Учитель, как здоровье? Черепашки? Давно не имел возможности вас увидеть.
– Ты еще жив, оболтус? – улыбнулся Триярский.
– Жив, жив! Хотя уже два часа умираю от голода.
– Ты еще спал полчаса назад.
– Учитель, я что – не имею право умирать от голода прямо во сне?
– Приезжай. Дело одно наклюнулось.
– Урра!
Триярский даже вздрогнул от такой струи восторга.
У Эля было чудовищное наитие на деньги. Он воскресал каждый раз, когда карман Триярского начинал оттопыриваться от каких-нибудь торопливых милостей Гермеса, и не исчезал, пока это карманное вздутие не разглаживалась. При всем при этом он продолжал искренне почитать Триярского, а тот, замкнувшийся в своих черепахах, порой нуждался в таком легком и услужливом компаньоне, как Эль.
Кстати, про Эля даже была статья в “Кто есть Кто”. Юное дарование попало на скрижали Областной книги рекордов, накачавшись каким-то страшным количеством колы… Триярский вернулся к книге.
Собственно, читать биографию Серого Дурбека изначально не имело смысла – ее не было. То есть она была, но только – у других, включая княжескую кровь, черный день и пирожки. Это был такой способ разделаться с политическим недругами – присвоить себе какой-нибудь приглянувшийся ломтик их жизни.
То, чем действительно был и что делал Областной Правитель до крушения Черного Дурбека, не знал никто. Возможно, даже он сам это плохо помнил.
Говорили только, что в самый апофеоз Черного Дурбека, ветреным майским рассветом у здания Дурсовета остановился ГАЗик с московскими номерами. Из него вышли несколько застенчивых ребят в форме американских ВВС и один штатский в наручниках и с виду накуренный. О чем-то весело переговариваясь на неопознанном наречии, джигиты вошли в здание, затолкнув туда и штатского; никто их не остановил, даже уборщица, а один из охраны даже поделился огоньком. Через четыре минуты Черный Дурбек уже подписывал заявление об отставке, причем рука у него тряслась и буквы выплясывали что-то неприличное. Еще через пару минут, зажав в кургузой ладони несколько крупных гелиотидов, Черный Дурбек вылетал из окна седьмого этажа, и брусчатка центральной площади неслась на него, как нетерпеливая возлюбленная.
Естественно, ни Черный Дурбек, ни его не поддающаяся калькуляции родня, нахлынувшая к власти и так же быстро отхлынувшая от нее после неудачного прыжка своего патрона, – в “Кто есть кто” не значились.
Всех их, вместе с их тяжелыми детствами, генеалогическими дебрями и прочими розами восточного карьеризма поглотила бронзовая фигура
Серого Дурбека…
Фотографии.
Областной Правитель вместе с Российским Президентом на Переговорах по приданию Дуркентской Автономии “особого статуса”; левым плечом даже поместился президент того самого государства, в состав которого, если верить старым школьным картам, и входит Дуркентская АО.