День сомнения
Шрифт:
Мачеха обиженно поднялась и отошла на убранное место. Исав улыбался.
– Чувствовала я, что у вас за дружба… а теперь коркой хлеба попрекают…
– Да идите вы с вашим хлебом! – буркнул Акчура.
Исав, наконец, не стерпел и задрожал от смеха.
– Дружба! – выпрямился в свои метр восемьдесят Акчура. – Да вы посмотрите на него – он же психический… он же смеется!
– Ты сам будто на Кашмирке не учился, – подколола мачеха.
Акчура, не отыскав подходящих слов для обороны, пнул принесенную сумку.
Сумка качнулась и рухнула – и из нее, как из испорченного рога изобилия, полетели, прыгая и стуча по полу, рыбные консервы, несколько яблок; рулон распечатанной туалетной бумаги, который тут же начал разматываться, как свиток…
То, что выпало последним, после всего этого салюта, произвело совершенно неожиданный эффект.
Две книги, обернутые в аккуратный целлофан.
Изданы они были со вкусом и роскошью, на первой значилось “Триумф
Заратустры”, на второй – “Autumn Tales”. Фамилия автора на обеих книгах была одна и та же.
– Что это?! – Акчура быстро поднял книги с пола и сжал их, не зная, что с ними делать дальше… Потом с ненавистью посмотрел на Марину
Титеевну и одновременно почти со страхом – на Исава; тот уже не смеялся, хотя уголки его тонких губ все еще закруглялись, словно не могли остыть от смеха. – Это же мои кни… то есть не мои… Марина
Тите-евна! – взвизгнул наконец Акчура.
– Ну, принесла, – ухмыльнулась мачеха, откинув с лица крашенную в кукольный цвет прядку. – Показать хотела, похвалиться.
– Чем хвалиться? – надвинулся на нее Акчура. – Я же вам!.. Я что, не говорил?!
– Тихо-тихо! – погрозила пальчиком Марина Титеевна.
Акчура стоял посредине убежища, то бессмысленно листая, то перетасовывая книги. Исав, как ни в чем не бывало, подкатил к себе пяткой одно из яблок, поднял, пожонглировал, зачавкал.
– Вы ему раньше уже мои… то есть, такие книги приносили? – наконец, начал прозревать Акчура.
– Приносила.
– И что… он говорил?
– Нра-авились, говорил. И издано хорошо, говорил, с качеством.
– М-гу, – кивнул Исав, упаковав в рот все оставшееся яблоко.
– …Так вот за что он мстил, а я-то думал…- пробормотал Акчура, потом снова надвинулся на мачеху, но уже с вернувшимся самообладанием. – Я повторяю… Почему вы таскали ему эти книги? Чем вы хотели хвалиться? Тем, что я издаю его книги под своим…
– Секу-ундочку! Это ж какие такие его книги? Вот эти, что ли?
–
Марина Титеевна снова боднула кроссовкой недособранные листки. Потом вырвала из Акчуриных рук одну из книг и торжественно ею потрясла.
–
Вот они, книги! Вот это книги, а не эти… бумажульки, каракульки, в руку взять тошно, тьфу… Кто все это по стопочкам рассортировывает, а странички проставляет, корректору денежки платит, а девкам-наборщицам из этого Дома Толерантности; а редактор, Бог ей здоровья, еще по-христиански берет за страницу; а издательскую жену по ресторанам выгуливать? а контракты, контракты все эти заключать!
– …И гонорары за все это получать, – ядовито улыбнулся Акчура и посмотрел на Исава, изучая, какое действие произведет на него эта откровенность.
Исав выплюнул огрызок и снова принял вид зрителя. Не слишком, правда, заинтересованного – зевнул.
Зато Марину Титеевну эти “гонорары” как-то нехорошо ужалили:
– Да не смеши наро-од! Еле концы сводим, даже на машину не скопили, и… и, между прочим, этого твоего извращенца на эти гонорары и содержим по полному люксу… И шпро-оты ему, и витамины (покосилась на огрызок)… и бюро интимных услуг!
Акчура побелел:
– То, что мы с Исавом были когда-то… это никого, слышишь! не должно касаться…
– А я и не тебя под этим “бюро” имела в виду – остынь.
Акчура застыл:
– А кто… ты кого-то приводила, говори… Кто бюро? ты, что ли, это бюро?!
– Ну, я бюро.
Акчура расхохотался:
– Я… я-то думал, что это я… я его предал, и мучился, как дурак, как последний дур-ррак! а он… он-то, оказывается и знал это все – молчал, и еще с ней… Господи, да когда же это у вас все случилось? ха-ха…
– А прошлый раз и случилось, когда он тут с рукописями своими… шалил, – усмехалась Марина Титеевна, беспокойно посматривая на
Исава. – Жалко его стало, не старик еще, ну и что, что графоман: что же его теперь от женщины совсем отлучать? Жалко стало… Да что ты все как помешенный смеешься?! – обиделась она, наконец.
Исав подошел к Акчуре:
– Это неправда.
Акчура замер на полусмехе; Марина Титеевны как будто обиделась еще больше…"
– Та-ак! – Акчура повернулся к Исаву. – Наша уважаемая Валаамова ослица, наконец, отверзла свои… Так что там у нас неправда?
– Я не прикасался к твоей… мачехе. Да, предлагала… Уже почти обняла. Я тоже в первый… момент – обнял. И отказал.
– Так… Ха! Так обнял или не прикасался? Только честно – спал с ней? Спал?!
Тут рассмеялась Марина Титеевна, мелким и колючим смехом (Акчура хорошо знал этот смех и что от него можно было ждать):
– А я, к вашим сведеньям, и не говорила сейчас, что прямо спала!
Жалела. Жалела, как дура… Эх-х! Чувствовала, что гомик, а пожалела…- бросила она Акчуре и, не останавливая смеха, втолкнула тряпку в ведро и собралась мыть полы.
Продолжить это полезное дело ей не удалось.