День сомнения
Шрифт:
– Скорее, – газанул Лева. – В пробку вляпаемся, тогда все.
Но “Мерседес” легко проскочил проспект Ахеменидов и свернул на
Бульвар Клинтона, бывший Фиделя Кастро.
– Что-то город сегодня подозрительно активно украшают, – Триярский кивнул на выводок гирляндо-развешивательных машин вдоль фонарей.
– Так объявляли, в пять будет “Отчетный концерт национальных меньшинств” в Доме Толерантности, по телевизору… – доложил всезнающий Эль. – От жизни отстаете, Учитель.
– Подальше бы отстать от такой жизни, – пробормотал Триярский.
Потом, очнувшись (они пронеслись мимо Дома Толерантности, где действительно шло какое-то ковыряние и подготовка), посмотрел на шофера: – В двух словах: что он тебе сказал?
– В двух словах не скажешь.
– Одно слово: Якуб жив?
– Кажется, жив… Вспомнить надо.
Взлетели на пригорок. В лобовом стекле всплыл двухэтажный мраморный особняк.
– Учитель, это здесь нам обещали еще подбросить бабла? Так не светит.
Трияркский и шофер одновременно повернулись к Элю.
– Ну, не светит, – пояснил Эль.
– Неслабый у вас помощник, – присвистнул Лева.
– В чем дело? – Триярский посмотрел на шофера.
– Сейчас сами от хозяйки и узнаете…
Аллунчик вышла как призрак и вместо приветствия произнесла:
– Меня обокрали. Вытащили все деньги.
– Ну, вы теперь хотите сказать: нам что-то светит? – повернулся Эль к Триярскому.
Изнутри мраморный особняк казался еще более мавзолейным. Поднимались по лестнице (позолота, волосатые пальмы).
– Забрали только деньги, все остальное на месте.
Аллунчик назвала, высморкавшись, сумму.
– Упс! – Эль чуть не захлопал в ладоши. – Хотел бы, чтобы у меня тоже столько можно было украсть.
– Это тот самый придурок, на которого тебе нужны были деньги? – поинтересовалась Аллунчик.
– Этот “придурок” знал, что у тебя нет денег еще до того, как ты об этом сказала.
– ?
– Врожденная способность определять присутствие денег… Нет, не в каком-то именно месте, а в целом, у человека…
– Я феномен, – Эль слегка поклонился.
– Пять лет назад этот феномен чуть не оказался в колонии для несовершеннолетних, – заметил Триярский. – Потом встал на путь истины и скоро получит бакалаврский венок юриста… Честно говоря, не знаю, как он его на эту свою шевелюру натянет.
Аллунчик затеплилась тонкой улыбкой. Все-таки – красавица, и уши совсем не крупные, и не шедший ей великосветский панцирь, в котором она еще утром пыталась сверкать у Триярского, сейчас размягчился…
– Показывайте место происшествия, потерпевшая! – Триярский взял хозяйку за руку. Вспомнив про уразу, отпустил.
Место осмотрели. Аллунчик лезла под руки, мешала, уверяла, что это кто-то из своих:
– Может быть, даже Якуб… заехал… Но я совершенно без денег!
Триярский достал утреннюю пачку, отсоединил от нее половину:
– На три корочки хлеба, надеюсь, хватит…
– Хватит, – вздохнула Аллунчик, – но только ровно на три.
Эль вздохнул еще горше:
– Ну вот… только настроишься на вознаграждение! Послушайте…
– Алла Николаевна, – подсказал Триярский.
– … да, Николаевна! Почему бы вам, ну – не одолжить пока деньги… пока не найдется ваш муж с бумажником… ну хотя бы у шофера.
– У Левы?! – усмехнулась хозяйка.
– А что! Мне показалось, что у него…
– Тише! – Триярский вглядывался в телевизор.
Шли русские новости. На экране возник диктор, известный всему
Дуркенту тамада Марварид Бештиинов:
– …благодаря самоотверженному функционированию Прокуратуры, заговор против жизни Правителя Дуркентской Автономной Области удалось избежать, и своевременно…
– Нет… Не может быть… – Аллунчик опустилась на колени перед телевизором.
Пошли имена злоумышленников. Многие из них Триярский еще утром встречал в “Кто есть Кто”… теперь их следовало поместить в “Кто есть Никто в Дуркенте” – если бы только кому-то пришла мысль издать такую книжку.
– Нет… нет… только не Якуб…- шептала Аллунчик.
– Мухсинов Хаттаб Хабибович, Фидоев Шароф, Турыкин Олег Марленович…
Триярский быстро заносил фамилии в записную книжку.
Список кончился. Аллунчик сползла на пол и тихо завыла.
– Успокой ее… мне сегодня нельзя, – шепнул Триярский.
– Как…? – заметался Эль.
– Валерьянку я ей и сам бы мог налить!
Эль подполз на коленках к Аллунчику, довольно толково ее обнял и примостил к себе.
– Все будет хорошо, де-енежки найдутся… – замурлыкал Эль;
Аллунчик, словно очнувшись, поглядела на лицо Эля, не такое уж придуркаватое, как ей казалось… Потом вспомнила про телевизор и снова заплакала. Уже тише.
Час шестой. ЗАПАДНЯ
– Странно, должен же быть… хоть какой-то суд, – нахмурился
Триярский, когда тамада уступил место рекламным роликам.
–
Кто-нибудь из них бывал у вас?.. Якуб с кем-нибудь из них общался?
– Не помню… – почувствовав, что засиделась в объятиях Эля, Аллунчик встала, шатаясь, подошла к мини-бару. – Может, кого-то прослушала…
У Якуба столько знакомств, люди, все какие-то люди… Зачем теперь все это?
Налила коньяка, приглашающе помотала золотистой бутылкой. Эль встрепенулся.
– Мы на работе, – остановил его поползновение Триярский.
Аллунчик пожала плечами, подняла рюмку, словно нацеливаясь на тост… встретив вместо привычных обращенных к ней глаз и фужеров только пустой полумрак обворованной комнаты, усталым залпом проглотила жгучую безрадостную влагу.
– В списке заговорщиков Якуба не было. – Триярский просматривал свои записи. – Логика подсказывает, что…