День сомнения
Шрифт:
Акчура перевел взгляд на собственные раздобревшие ляжки. “Приеду в
Москву – сразу на тренажеры”.
– Исав, ты ведь не обиделся на меня, скажи.
– Скажи, Дмитрий…
Акчура вздрогнул: так официально Исав его еще не называл.
– Дмитрий, ты же другое хочешь спросить: не стану ли я притязать на авторство?
Акчура вскочил… Потом сел – уже другим; лицо было смято бешенством, ладони сворачивались в бесполезные кулаки.
– Тебя ведь это интересовало? – продолжал своим отполированным голосом Исав. – Вон даже деньги в карман засунул, это мне – выходное пособие, да?
– Наблюдателен… Тебе детективные романы надо слагать!
Вытащил из кармана конверт с деньгами, поиграл им.
– Дмитрий, ты получишь ответ, – сказал все тем же гладким голосом
Исав. – У меня тоже есть для тебя правда. Сказать тебе ее я не могу.
Я всегда плохо говорил, а сейчас, под землей, совсем разучился. Я тебе ее покажу. Идем.
Встал, подошел к черной стене позади себя. Открепил плакат с анатомией противогаза, что-то поискал в шершавой кладке. Нажал.
Стена шевельнулась – отошла, вспугнув струйки пыли. Проход в темноту.
Исав закурил еще одну свечу. Защищая пламя ладонью, шагнул в проход и махнул Акчуре следовать за ним.
– Куда? Что там? – заколебался Акчура. – Я не пойду. Там что, а?
Долгий, петляющий коридор. Вначале на стенах даже угадывались плакаты с ядерным грибом и организованно реагирующим населением.
Потом плакаты исчезли.
Шли уже минуты две.
Странно – видимо, Исав шел очень быстро: Акчура совершенно за ним не поспевал, но попросить идти медленнее почему-то стыдился. А пламя
Исава все отдалялось.
Внезапно – после нового поворота – Акчура не увидел впереди ни спины
Исава, ни свечи. Больше того – пройдя несколько шагов, Акчура уперся в мертвую стену.
– Иса-ав! Иса-ав! Иса-ав! Иса-ав. са-ав. ав… ав… – полетело по лабиринту.
Это и правда был лабиринт: свернув несколько раз, Акчура снова встретил тупик.
Ринулся обратно – погасла свеча. Тьма. Ни спичек, ни зажигалки.
– Иса-аааааа-аав… Исааааав!!! Ав! Ав! Ав! Ав! Ав!
Акчура взвыл; понеслись, умножаемые эхом, угрозы, проклятья; покатился тяжелый, как свинцовый орех, мат.
Эхо возвращало Акчуре его обезумевший голос, как письмо, не нашедшее адресата.
– Исав, Исав… Это же я, Дмитрий… Прости меня… Исав! А-ааа… аиа ииии а-аиаа…
Тьма.
Час седьмой. ПОТЕРЯННОЕ ЗВЕНО
Пропуск был, действительно, только на одного. Охранник дышал на
Триярского чебуреками и бродил по нему своими сонными пальцами.
– Наркотики? Взрывчатые вещества? Аудио, видео?
Заинтересовался сумкой.
– А это че? – удивился, увидев в сумке маленькую клетку.
– Черепаха.
– Живая? – задумался охранник.
В графе “подозрительное” напротив Триярского появилось: “с собой 1 череп.”.
Триярский вошел на территорию Завода, благополучно пронеся пистолет.
Огляделся: дождь. Навстречу бодрой старческой походкой шагала дама в фиолетовом плаще и еще более фиолетовом парике.
– Здравствуйте, – протянула жесткую, как линолеум, ладонь. – Изюмина
Ариадна Ивановна, кандидат наук, помощник замдиректора по духовности.
“Чушь какая-то, – неслось в голове, – то взрывы, то старушенцию прислали”.
Зашагали.
– Куда мы идем, Ариадна Ивановна?
– В столовую. Строго велено вас накормить обедом.
– Подождите, – Триярский остановился, – мне… у меня диета, я не могу обедать! (“Не объяснять же ей про луну…”).
– Ну как же, приказ… и распоряжение было в столовую, чтобы вам оставили! А если диета, то у нас и диетическое, творожок, например.
– Спасибо, но есть ничего не могу. И потом – времени у меня, что называется… никак. Может, сразу к делу, а, Ариадна Ивановна?
– А, между прочим, готовить у нас сейчас стали лучше, даже иностранцы не жалуются… Ну, как хотите. Только, думаю, придется подождать. Ермак Тимофеевич сейчас все равно занят.
– Ермак Тимофеевич? Черноризный? Разве он теперь… по духовности?
– Разумеется, нет. Духовность – это Омархаямов, наш заводской доктор философских наук. А Ермак Тимофеевич – по безопасности. Но на гостей обычно назначают меня, независимо от того, по какому замдиректора они у нас проходят. По англоязычным, правда, специализируется Мария.
Но уж немцы, извините, целиком моя стихия: Фрау Доктор Изюмина все им покажет вундербар…
– Извините, так меня вызывал Черноризный? Он может со мной встретиться сейчас?
– Говорю, занят. Жалко, что все-таки вы не хотите обедать… -
Изюмина всучила Триярскому свой зонтик. – Ждите меня тут, я должна доложить по внутренней связи.
И исчезла в какой-то подозрительной руине, впрочем, имевшей несколько целых окон (в некоторых темнели кактусы) и надпись:
БЛАГАЯ МЫСЛЬ, БЛАГОЕ СЛОВО, БЛАГОЕ ДЕЛО!
Заратуштра
Подобные надписи – то на русском, то на областном языке – уже всплывали по пути Триярского с назойливостью титров: “Иисус
Христос”, “Мухаммад”, “Будда Шакьямуни” и даже лаконичное “Не укради! Моисей” на той самой проходной. Похоже, это было последним результатом трудов начальника заводской духовности и его неукротимо-хлебосольной помощницы…
Она, кстати, уже выходила из-под изречения Заратуштры, трагически разводя руками.