Deng Ming-Dao
Шрифт:
В городском парке был крошечный прудик; его называли озером Пантеры. В дальнем конце пруда стоял памятник Джорджу Вестинхаусу. Полукруглая, расписанная позолотой декоративная стена-экран совсем не походила на памятники в Китае. В фокусе этой полукруглой стены возвышалась скульптура мальчика. По краям пруд окружали большие валуны – совсем как в садах и парках Пекина или Сучжоу. В воде лениво мелькали плавники золотых рыбок. Ирисы, плакучие ивы и китайские магнолии с пурпурными верхушками тянулись вдоль берега. Теплое солнце поливало своими медовыми лучами поросший соснами холм неподалеку. Чуть поодаль тянулись простые скамьи из массивных кусков черного гранита. Ни Сайхун, ни старики не знали, имели ли садовники представление
Тетушка Мейбл распаковала свою корзинку, потом помогла Сайхуну и мужу расправиться с домашней снедью, подливая им чай из старого хромированного термоса. Тетушке Мейбл нравилось кормить своих домочадцев, она любила наблюдать за тем, как они с удовольствием поглощают ее кулинарные творения. Но как только ленч подошел к концу, она отделилась от мужчин, направилась к дальнему углу пруда и села, задумчиво глядя на цветы.
По отсутствующему взгляду Сайхун понял: тетушка Мейбл мечтает о том, как они вернутся в Китай.
Сайхун сидел на гранитной скамье, разглядывая небо через яркие блестки ивовых листьев. Ему казалось, что он чувствует ледяные стратосферные вихри, которые всегда дуют на вершине Хуашань. Ему казалось, что он слышит, как чистая горная вода хрустальными струями огибает округлые валуны; он чувствовал едва уловимый аромат сосен, земли и сандаловых благовоний. Там были высокомерные журавли, они разглядывали его с исконным птичьим презрением. Хитрые обезьяны пытались стащить фрукты из ваз, стоявших у алтарей. Там были добрые старики, которые вдохновили его постигать знания и овладеть искусством жить в гармонии с природой. Именно они научили Сайхуна познавать себя с помощью медитаций; именно они внушили ему священное благоговение перед жизнью, а потом открыли ему восхитительный мир созерцания далеких пространств.
Для Сайхуна Хуашань остался воплощением всего того, что он считал традиционно ценным. Он вспомнил множество религиозных древностей, которыми он пользовался в горах: кувшин для сбора подаяний, искусно сделанные розовые бутоны, свитки и древние книги, настолько хрупкие, что страницы приходилось переворачивать специальными бамбуковыми палочками. Хуашань остался для него нерушимой связью с прошлым, с представлением 6 мире древности. Сайхун был частью родовой непрерывности; он чувствовал свою связь ие только со своим старым учителем, но и с живущей традицией. Эта внутренняя связь будет продолжаться столько, сколько длится его жизнь. Но все равно Сайхун чувствовал зависть по отношению к окружавшим его церквам и величественным соборам, к сообщениям о том, с каким величайшим поклонением переносятся из места в место религиозные реликвии: кусочек одеяния святого, зуб Будды или древний свиток. Многие люди на земле имеют свой объект поклонения, свою красоту; у него же не было ничего – только он сам и воспоминания о его старой стране.
Улыбнувшись, он вздохнул: его всегда учили, что внешние проявления незначительны в сравнении с настоящими ценностями внутреннего совершенствования. Его учителя были готовы сжечь храм, древние реликвии, даже собственную одежду, лишь бы доказать ему на практике то, чему они его иостоянно учили: Дао следует искать только внутри.
Он был полон решимости сохранить свою духовность, и он решил заработать достаточно денег, чтобы стать независимым. Хуашань ушел в прошлое? Пусть! Он все равно сохранит свое наследие. Он взглянул на дядюшку Уильяма, который трусил вдоль противоположного берега, собираясь покормить рыбок. Потом Сайхун развернулся налево: тетушка Мейбл в лучах полуденного солнца казалась удивительно милой. Она сидела в высокой траве, положив скрещенные руки и голову на поднятые колени. Эти милые старики Жили настолько удачной и доброй жизнью, насколько они могли себе позволить. Сайхун также захотел этого, хотя в его планы не входили ни «бьюик», ни жена. Он хотел выполнить свое предназначение, достигнуть цели – и вернуться к своему учителю.
Вскоре он перешел на новое место работы в ресторан, который назывался «Сад лотоса». Располагался ресторан достаточно далеко: чтобы добраться до него с Форленд-стрит, приходилось переправляться через две реки. Сай-хун должен был сначала пройти с милю по центральной части города, затем сесть в автобус и доехать на нем до Южного берега; оттуда он добирался до общины в Брентвуде. «Сад лотоса» стоял на обочине оживленного шоссе- одной из главных транспортных артерий, ведущих в Питтсбург из Южной Пенсильвании.
Серое кирпичное здание ресторана, расположенное между автомастерской и магазином стекла, по соседству с огромной автостоянкой, первоначально задумывалось как обыкновенная коробка – одна из многих построек в этой наполовину промышленной полосе вдоль дороги. Однако теперь оно выглядело несколько иначе: стилизованная «под Китай» черепичная крыша, оконные переплеты – убогая копия китайских решетчатых окошек. Карнизы и окна были выкрашены ядовито-зеленым и красным лаком. Судя по всему, владелец «Сада лотоса» был человеком современных и прогрессивных взглядов: на фасаде красовалась огромная освещенная вывеска, на которой невероятно корявыми китайскими иероглифами было написано название заведения. Под вывеской была помещена еще одна вызывающая надпись: «Китайская кухня для гурманов».
Внутри ресторана было довольно сумрачно; после сверкающих улиц там было даже темно. Скупой солнечный свет проникал внутрь лишь через входную дверь да через два оконца, выходящих на улицу. Сайхуна встретил немного полноватый человек чванливого вида. Зачесанных назад волос было достаточно для того, чтобы не называть их владельца абсолютно лысым. Мужчина был выше Сайхуна и производил впечатление атлета, который уже начал опускаться. Босс Ли было под сорок – он был лишь на несколько лет старше Сайхуна. Однако, с точки зрения культуры и темперамента, потенциальный работодатель весьма отличался от Сайхуна. В первый раз Сайхун встретился с американизированным китайцем.
Босс Ли вырос в США и явно не собирался возвращаться на свою историческую родину, чтобы достигнуть там жизненного совершенства. Это был жесткий и амбициозный делец, но его представления об успехе не шли дальше дома в респектабельной части города и западного образования для детей. Он гордился тем, что является ветераном военно-воздушных сил Америки и любил пощеголять в своей кожаной куртке летчика. За стойкой неизменно висели несколько фотографий босса Ли и его самолета под названием «Летающий тигр».
Весь ресторан представлял собой один длинный и узкий зал. Вдоль стен тянулись зеленые пластиковые кабинки. Центральная часть зала была заполнена квадратными столиками, накрытыми белыми скатертями; кроме того, там было несколько больших круглых банкетных столов. Украшений на стенах практически не было, если не считать громадного бака из нержавейки, куда наливали чай, нескольких аляповатых картинок да одинокого динамика, из которого мягко доносился джаз.
Помещение кухни оказалось крохотным; оно было выкрашено в ужасный зеленовато-желтый цвет, который местами отступил лишь под воздействием многолетних настойчивых чисток. Сайхун увидел, что в кухне установлено четыре плиты, столы из нержавейки для готовки блюд, несколько больших раковин и мойка для посуды. Для обслуживания ресторана такого набора было явно недостаточно, но Сайхун решил воздержаться от высказываний вслух. Боссу Ли он сказал, что, по крайней мере, кухня выглядит очень диетой. На это будущий работодатель сообщил ему, что городские власти проверяют этот ресторан гораздо чаще, чем заведения белых, и что взятки являются неотъемлемой частью всех расходов для ведения подобного дела.