ДеньГа. Человек в море людей. Часть 3. Истинник
Шрифт:
Постой, бать, да постой, говорю! Не был я лакеем! А вот так – не был, и всё! Ну, шашлыки жарил, да, и что тут лакейского? Нормальное мужское дело – мясо изжарить. И картошку к нему сварганил так, как никто кроме меня не умеет. Лакейское – оно в другом заключается, бать. Сейчас поймёшь.
Объясняю: «команда» согласно заведённого порядка всегда обедала отдельно. В людской, так сказать. А я, как узнал это, сказал себе: я не я буду, но за одним столом с «барами» сидеть буду! Мне уж доложили тогда: тот, кого я заменял, обычно представал перед этими, гостями и нашими начальниками, с распаренной, усталой, но осчастливленной по гроб жизни рожей и чуть ли не с поклоном ставил на стол главное своё блюдо – поднос с шашлыками. Его покровительственно хлопали по пропотевшему плечу, благодарили и неискренне
Ну вот, прежде чем, значит, шашлык дошёл до кондиции – я за семь минут до готовности поручил переворачивать шампуры помощнику, а сам быстро выкупался в реке, переоделся в заранее приготовленную смену одежды – всё свежее, отглаженное, и – вперёд. Так вот, бать! Я, занеся шашлыки, не делал счастливо-усталую рожу и – тем более! – не стал отнекиваться, когда пригласили за стол. Я сел, бать, и через час там освоился. Я, бать, не лез со своим разговором, но если меня спрашивали – охотно и нескучно отвечал. Шуткам смеялся, и сам шутил. На производственные темы – это вообще песня, ты знаешь, бать, я люблю и умею о заводе интересно рассказывать.
В общем… В рот я там никому не смотрел, позвоночник держал прямым. Прям был мой позвоночник – веришь, бать? Прям! чёрт возьми… Но – гибок…
После их пятой рюмки, а моей – только второй (я по целой-то не люблю заглатывать, ты знаешь), пил я уже с кем-то на брудершафт. Кто-то мне чего-то уже сулил…
Но, бать, я не дурак, я знаю, что русского человека в застолье не стоит так уж буквально понимать. Он проспится, и очень может даже статься, что, встретив тебя вскоре на улице, даже не поздоровается. И не потому, что западло ему с тобой здороваться, а потому, что – не узнал! Но это – после первого застолья. После второго, максимум – третьего не только поздоровается, но и шляпу приподнимет, и руку подаст, и на заметку возьмёт. Ну а раз взяли тебя на заметку, раз зацепился за их внимание – не зевай, подтягивайся! А чтобы подтянуться и – выбраться, тут, бать, мускулы нужны, профессиональные мускулы. Наращивать их надо. Ну, я и наращивал. Ты знаешь, как я впахивал – по четыре часа, бывало, неделями спал! Пониженное давление схлопотал… Ты помнишь то моё изобретение?
37 руб. 60 коп. Р-раз! – и в дамки!
Бать, ты что, спишь, что ли? Ну-у, бать… Ну, тогда давай по койкам. Вставай. Вставай, вставай. Вставай, говорю! Вот так, пошли-и. Я тебя сегодня уложу на веранде, мать постелила тебе там. Знала, что укушаешься сегодня. Да и я не лучше. Тоже… Но ведь повод какой, а бать? Ну-ну, что за спотыкач, не спотыкайся, чуть не уронил я тебя. Так, стоп! Прибыли. А ну-ка, дай я тебя раздену. Та-а-к… Всё? Всё? Порядок, батя? Ну и спи тогда. Спи давай.
Эх-х, батя, батя… Ведь если по большому счёту – мура всё это, мура-а… Точно тебе говорю… Карабкаться – противно, бать, с души воротит. Я ведь это – я себя утешаю только. Дескать, с барами за одним столом сижу. Какие баре, бать? Они ж тоже все хребтом работают. Перед своими барами. Только не тем, на каком мешки таскают – не-е-т, здесь другой хребет – внутренний. А, я ж говорил – позвоночник… Беседовал, бать, я с ними – скучно, бать, скучно. Они ж не о деле думают, даже когда о деле говорят. Мы же с ними такими, с этакими, знаешь, в каком этом самом уже сидим? Советское – значит, лучшее. Тьфу! А! Чего уж там…
Бать, так может, чем так-то вот подличать – по отношению к себе к самому ведь подличать приходится, бать, понимаешь? Как ни называй это иначе, а по сути-то… А ну как потом это и на других перекинется? Жизнь-то, если так-то вот жить – она ж заставит, зараза, и дальше… Так не лучше ли… Вместо мелкой, размазанной по всей жизни подлости… Взять, и один раз… Р-раз! – и сразу в дамки! Нет… Какие дамки… Мужик я или кто… В ферзи! Нет… Опять дамское… Так куда… это самое… Мужик попадает… После этого, когда – р-раз!.. Не пойму чего-то… Эх-х, полным полна моя коробочка!.. Донести бы, не упав!..
Глава 38
Век XXI, десятые
Разоблачение любви
– Не подерутся?
– Он её любит, она его любит.
– Значит, подерутся…
(Вампилов. «Утиная охота»)
Начиная с этого места счётчик Небесного Таксиста-гондольера начал работать с перебоями – в нём что-то вдруг скрипнуло-пискнуло, и через пару секунд защёлкало как-то не так, как прежде; рубли с копейками в электронном окошечке згинули, и вместо них появилось нормальное: «Глава 38». И далее – просто цифирки побежали, без рублей-копеек. Ну ладно, сказал я себе, так значит и надо. Посмотрим, насколько Небесного Таксиста, этого гондольера штопаного, хватит – возить нас без привязки ко всеобщему эквиваленту.
38. 01. Сошлись лягушка с ванькой-встанькой…
О, Небо! Умоляю мне простить
Упорное к мужчинам отвращенье!
(Карло Гоцци. «Турандот», перевод М.Лозинского)
После ночных посиделок с Ладимиром проснулся я поздно. Настолько поздно, что приспел как раз к обеду. Одна из хозяек меня покормила, опохмелила домашним пивом, какого я и не пивал-то никогда, и всё это она проделала так легко и дружелюбно, с шутками-прибаутками, что я растаял, рассиропился, что твой грушевый сироп. В моём доме со мной уж давно так не обходились. Так давно, что и не припомню, было ли подобное вообще когда-то.
Ну и, как часто это бывает, напряжение, державшее меня в своих тисках уже не первый месяц, вдруг резко отпустило – и я поплыл. Мне стало тепло, уютно и лениво. И как-то так само собой вышло, что забрался я опять в свою постель да и уснул. Мгновенно.
Проспал я до вечера, почти до самого ужина – разбудил меня вернувшийся с работы Вернигора. Он выглядел уставшим, но довольным. Поев в кругу семьи, мы снова удалились с ним в «кают-компанию», и снова потёк разговор.
– …Ладимир, ты прости меня… Уверяю тебя, не в моих привычках лезть в чужую жизнь… Тем более семейную… Хотя, что это я… Твоя жизнь – не чужая мне… Несмотря на разлуку… Даже такую, в пол-жизни разлуку… Веришь, нет? Ну а если веришь… скажи… Мне правда это очень важно… Не из праздного любопытства, вовсе нет. Ты меня понимаешь?
– Гойда, у тебя язык за зубы запинается. Успокойся, друг мой! Я прекрасно понимаю, что две лады в моём доме – это не вопрос частной, семейной жизни, в которую «Не сметь совать свой нос!» Это называется – смена жизненной концепции. И на твоём месте я бы тоже… как бы это сказать… впал в озадаченность, что ли.
– Да какая озадаченность – в прострацию я впал! Ты же не знаешь, откуда я к тебе прилетел! Я из полной катастрофы своей семейной жизни к тебе прилетел! Я там с женой в одном-единственном экземпляре запутался, приезжаю к тебе – а у тебя тут целый гарем. Две жены – это как? Как тебе это удалось? А главное, как тебе продолжает это удаваться?! Я же вижу – ладно живёте. И меж собой они обе-две ладят. Это как? Невероятно, но факт: две хозяйки в доме. Две жены – и не восточные, а самые что ни на есть русские! – одновременно. За одним мужем. Колись, старый распутник! Как ты докатился до таких потрясения общественных устоев?