ДеньГа. Человек в море людей. Часть 3. Истинник
Шрифт:
37 руб. 40 коп. Мы с сестрой
– Вить, ты… правда не передумал?
Табунов вздрогнул: там, где сидела жена, теперь оказалась сестра. Подсев к нему вместо отошедшей Светланы, Татьяна смотрела на него испытующе, покусывая ярко прорисованные губы. О… да она, оказывается, вся истомилась этим вопросом, она буквально изнывала от страха, что он действительно может передумать.
Табунов вздохнул и огляделся. За столом они остались вдвоём – из кухни доносилось звяканье посуды, со двора – громкие хмельные голоса отца и зятя.
– Ну а если и передумал? – устало бросил Табунов.
– Ну вот так и знала, – ойкнув, заныла Татьяна.
– А ну ша! – рассвирепел он, с внезапной гадливостью морща лицо. – Ты ж сама хотела этого! Нет? Перед моим отъездом кто сопли развёл?!
– Нет! нет, Витенька, братик, то ж – со страху, по глупости. А… а… Ты знаешь, как я боюсь её, она же… – Татьяна проглотила ругательства, на мгновенье поперхнувшись ими. – И… и… да ты ж сам так далеко втянул меня, какого дьявола тогда… Надо, братик, обязательно надо. И ведь готово уже всё, лишь… Ну ты сам подумай, по-хорошему подумай. Что – начальник ты теперь? Так и леший с тем. Что меняет-то? Ты ж сам говорил: риска – никакого. Всё – тютелька в тютельку. Даже если не получится – никаких ниточек-верёвочек к нам. Так? Ну – так?
– Ну…
– Вот тебе и ну! Чё ж ты, как этот на сковородке?
– Да нишкни ты!.. какая сковородка? Что ты всё суетишься? Небось и деньги уже все наперёд распределила, а? А в долги ещё под них не влезла?Дура! – прошипев всё это, Табунов свирепо уставился на сестру. – Да не поджимай, не поджимай губёнки-то. Дура и есть! Что, разве умно с этим сегодня ко мне лезть? Может, сегодня, в мой день – могла бы и потерпеть? Или невтерпёж?
– Измаялась, Вить… Оказывается, тяжело-то как это. Скорей бы уж, что ли. Сил нет каждый день ходить, смотреть на неё. Или так уж, или эдак. Как посмотрит на меня, так и… ну всё, думаю, знает! Вон посмотрела как…
Табунов смягчился.
– Ладно… ничего я не передумал. Додумываю – да. А додумывать и передумать – не одно и то же. Крепко-накрепко думаю я, поняла? Потому что – не идиот. Лучше сейчас всё додумать, чем потом… Когда уже поздно… Поняла?
Сестра кивнула с готовностью.
– Хорошо, братка… Вот и ладно. Пойду я… с посудой матери помогу.
Провожая взглядом сестру, Табунов подумал: «Интересно, а что она испытывает? Неужели только страх, что я могу передумать? Ах, да… Ещё и Зимнякову свою, Райпо эту, боится…». Ему вдруг захотелось окликнуть сестру, вернуть и спросить, вытянуть из неё – а чего ты ещё боишься? Мучает ли тебя ещё что-то?..
Вдруг стукнула форточка, и Табунов увидел в окне отца.
– Витю-ха! – заговорщицки подмигнул он, протискиваясь головой в форточку. – Ты это чего тут? Один сидит, – обратился он уже к зятю, чья фирменная физиономия тут же прилепилась носом к стеклу. – Надо поддержать. Витю-ха! Сын, держись! Счас идём – наливай!
И вдруг заорал песню дурным голосом:
– «Вот кто-то в г-о-о-орочку-у-у-у поднялся-я-я-я-Я!» Ха – кто-то! Это у вас там – ктой-то! А здесь вам – не ктой-то! Здесь – сын мой! поднялся!
37 руб. 50 коп. Не хочешь работать хребтом, работай позвоночником
– Ба-тя! Дорогой ты мой старикан! Ты думаешь – что? Ты думаешь это вот,
за что пьём… мы… за что пьем сегодня – это вот только этим заработано? –
Табунов постучал костяшками пальцев себя по лбу, – и этим? – похлопал по шее. – Фиг! Это ещё и вот этим!
И он заобхватывал себя – за одно плечо, потом за другое, силясь достать до позвоночника и провести по нему пальцами. Долго не выходило, пока не догадался завести руку снизу.
– Вот! вот! вот! и этим! Нет, н-е-е-е-т, батя, не хребтом – хребтом, это когда мешки тягают. Позвоночником! Какая разница, говоришь? Э-э, разница большая. В армии, когда служил… Вот там мы и прозывали «позвоночниками» тех, кто гнулся перед начальством. Они, знаешь, какие эти «позвоночники» – гнутся, бать, как шланги, и – на полу-сог-ну-тых-х-х! Ну, точно! Глядишь – одна «сопля», лычка то есть, на погон, другая, третья… но, бать, клянусь – там я не гнулся. Потому как – противно! А вот на гражданке… О, гражданка! Она, бать, совсем другая статья. Армия, она – что? Она временная. А гражданка – эге, она… она уж по гроб жизни. Гражданка-то… Ну, бать, бать, ты… ты подожди. Ну, знаю, знаю я, как ты… Ну да, сам же и рассказывал. И это… Ну, бать, подожди… Подожди, говорю! Тьфу ты! Хорошо, говори, коли приспичило… Тебе чего? Водки? А с катушек не того? нет? Ну, давай по маленькой, бум здрав бояре… Ф-фу!! Ёёё… Ух! Гадость какая… Ты закусывай, закусывай, бать. Заешь, заешь, говорю, бать, а то у тебя глаза уже разные. Ничего? Ну-ну…
Да не ори, не ори, мать со Светкой разбудишь… Ну вот… На чём я того… остановился… А! Завод, значит. Ты думаешь, бать, диплом и голова на плечах – это пропуск в люди, да? Чёрта с два, это тебе только кажется. Нет, и диплом, и голова – хорошо, конечно. Но только при условии, что голова твоя – есть продолжение позвоночника. Сечёшь? Ну да, ну да, бать, только… нет, ты прав, чего там, но… бать! оно ж всё сложнее.
Ну вот, к примеру… к примеру, приезжают наши кураторы из министерства. Куда их сразу? Конечно, не на завод. Есть там у нас… Вернее – был, был, сейчас-то прикрыли лавочку, со страху… Думаю, временно… Говорю, есть у нас один хитрый домишко… гостевой… на берегу, так сказать. Шашлыки, коньячок… всё прочее, что полагается… Я-то, разумеется, ни сном. Ни духом. Работал себе, кульман-то он ведь ба-а-льшой, если хорошенько стараться, так из-за него ни черта ж не увидишь, всё чертишь, чертишь – инженер, понимаешь! Конструктор! Чертила! Ну а тут мы как-то пикничок, значит, сообразили, всё бюро, значит, на природу. Ну а ты, бать, знаешь, я в шашлыках толк знаю, жарю – так ой-ё-ёй, за уши тяни – не оттянешь. Ну и вот… порадовал коллег – да и забыл. Опять себе работаю, черчю, чертю… черчю… тьфу! Вычерчиваю, значит. Стараюсь, в общем, идеи кой-какие генерирую, и знаешь, вроде получается. Рацухи наклёвываться стали, а вскоре первое изобретение сделал. В общем, старался, не ленился. А что? Работа мне нравится, люблю, можно сказать.
Во-от, а тут вакансия старшего инженера нарисовалась. Ну, думаю, моя. Кроме меня – некому. Были, правда, в бюро ещё два молодых, но – так, пустышки. Да старый один, но тот железобетонно вне игры, ленив, как сто ленивцев. Стало быть, я и приготовился к повышению, и вдруг – бац! бац! и мимо. Старшего дали одному из пустышек. У него, видите ли, дядя где-то там…
Да! А до того ещё ко всему прочему начальник бюро ко мне подъезжал, ну, когда я изобретение-то сделал. Могу, говорит, расчётом помочь, да и вообще – без соавтора несподручно, дескать. Ух-х, гнида, он уже одного нашего так оседлал да и поехал, мне потом порассказывали. А со мной – не вышло. Вот он и… Обломил мне повышение категории… Ну да хрен с ним. Тем более, что я теперь в его кресле… ха-ха! с сегодняшнего… нет, пол-второго уже, утро почти… со вчерашнего, стало быть, дня. И что важно – всё по-честному, бать. Не подсиживал. Сам, дурачина, свалился. Всё спиртяга заводской… Прощали ему, прощали, а теперь вот не простили. На пенсию – с почётом. И правильно сделали. Да, бать? Ха-ха-ха!
А! Так я, значит, о шашлыках. Приезжают как-то опять эти…. Министерские. Ну и, как положено, встречу им. И ни с того, ни сего попал я вдруг в «команду», да ещё – первым номером. «Команда» какая? Ну, бать, как какая – продукты закупать надо? Домик подготовить? Застолье организовать? Во-во, она самая – прислуга. Ты, бать, не в бровь, а в глаз. Прислуга с высшим образованием, с дипломами инженеров. А я туда угодил по той счастливой причине, что главный наш кулинар-умелец на то время слёг, прихворнул, значит. Ну, тут кто-то и вспомнил те мои шашлыки на пикнике. Да, бать, так я и оказался в той «команде»…