Деревянные космолеты (Мир и Верхний Мир - 2)

Шоу Боб

За первым открытием, которое поначалу всех испугало, а затем обрадовало, не заставило себя ждать и второе. Неся вахту у телескопа, Врэйкер обратил внимание, что в межпланетном пространстве нет метеоритов. К удивлению Толлера, Илвен Завотл счел наблюдение заслуживающим внимания и посвятил ему очередную пространную запись в журнале.

Как и предупреждал этот невысокий тщедушный человек, его с каждым днем все сильнее грызла хворь. От него не слышали ни единой жалобы, но он худел на глазах и почти не отрывал от живота стиснутых кулаков. Он стал раздражителен до неузнаваемости и постоянно цеплялся к молодым членам команды. Особенно

доставалось Бартану Драмме.

Воздухоплаватели, убежденные, что у Бартана помрачен рассудок, старались его не задевать, но Завотл редко упускал возможность отточить на нем свое остроумие. Молодой человек держался с завидным хладнокровием; казалось, он закован в невидимую броню. И все же Беризе то и дело приходилось за него заступаться, отчего ее отношения с Завотлом стали натянутыми.

Толлер не желал вмешиваться, понимая, что старый друг не властен над демоном, который в него вселился, и верил, что Бериза не позволит разладу зайти слишком далеко. Сам Толлер ладил с ней прекрасно, после тех пяти дней в мирке на двоих они остались друзьями - добрыми, верными и не питающими друг к другу никакой страсти. Они встретились в особое время, когда были нужны друг другу, дополняли друг друга, - а теперь шли по жизни рядом, но каждый - своим путем. Шли без сожаления и без угрызений совести. У него даже мысли не мелькнуло возразить, когда она попросилась в состав дальнемирской экспедиции. Он знал: Бериза великолепно осознает риск, и у нее есть не меньше, чем у него, оснований лететь.

Но человеческие взаимоотношения были не единственной проблемой. Еще на Верхнем Мире Толлер предвидел, что еда и питье - как поглощаемые, так и выделяемые организмами в виде отходов - подвергнут выносливость экипажа суровейшему испытанию. На борту нельзя было пользоваться огнем для приготовления пищи, и команда сидела на сухом пайке. В скудный суточный рацион входила солонина или вяленая рыба, сухофрукты, орехи и печенье; запивалось это все водой и раз в день - глотком бренди.

Поскольку главный двигатель работал почти постоянно, а потому все, что находилось на борту, хоть сколько-нибудь, да весило, туалетные процедуры были не столь затруднительными, как при нулевой гравитации. И все же они требовали немалого стоицизма. Гальюн находился в средней секции корабля и представлял собой трубу со сложной системой клапанов; когда они срабатывали, вместе с отбросами за борт уходило некоторое количество воздуха, и автоматическая горелка компенсировала потерю, сжигая порцию огненной соли.

Предусматривалось, что все шестеро членов команды будут по очереди сидеть в пилотском кресле, но вскоре практические соображения заставили Толлера внести поправки в вахтенное расписание. Беризе и Готлону без особого труда удавалось часами держать Голу в кресте телескопа; вскоре и Бартан догнал их в этом навыке. Но от Толлера и Завотла за рычагами управления толку было мало - они быстро уставали и злились. Поклонник целесообразности, Толлер перераспределил обязанности членов экипажа, предоставив четырем молодым астронавтам вести корабль наперерез Дальнему Миру, а себе и Завотлу - делать посильную работу. Завотл охотно занялся астрономическими наблюдениями и вычислениями; корпение над журналом в кожаном переплете не оставляло ему досуга. Но Толлеру свободные часы были в тягость.

Его то и дело посещали мысли о жене и сыне - как они живут? Что делают? Он подолгу просиживал у иллюминатора, разглядывая неизменный

гобелен в звездах, серебряных спиралях и кометах. Казалось, будто корабль стоит на месте, и Толлеру снова и снова приходилось напоминать себе, что в это самое время космолет развивает скорость, необходимую для межпланетного путешествия.

– Готова?
– спросил Бартан. Бериза кивнула, и он вырубил двигатель, выплыл из пилотского кресла и держал пристяжные ремни, пока она усаживалась на его место.

– Спасибо.
– Она ласково улыбнулась. Бартан кивнул - вежливо, но без ответной улыбки, затем отлетел к трапу и исчез под палубой, оставив Беризу в обществе Толлера и Завотла. Готлон и Врэйкер загружали топливом бункеры в кормовой секции.

– Сдается мне, кто-то положил на юного Бартана глаз, - заключил Толлер, ни к кому не обращаясь.

Завотл хмыкнул.

– Эта "кто-то" просто теряет время. Наш господин Драмме всю любовь приберег для духов - бестелесных и тех, что в бутылках.

– Меня это не касается.
– Бериза помолчала, поглаживая рычаги. Наверно, он очень любит жену. Если бы я вышла замуж и вскоре умерла или исчезла, мне бы очень хотелось, чтобы муж ради меня полетел на другую планету. Это так романтично...

– Эге, да у тебя тоже не все дома! Как бы нам всем не перезаразиться психической чумой, птертозом рассудка. Что скажешь, Толлер?

– Бартан хорошо делает свое дело. По-моему, его надо оставить в покое.

– Да.
– Завотл несколько секунд глядел в ближайший иллюминатор, на его лицо наползало странное выражение.
– Ты прав, он хорошо делает свое дело. Пожалуй, куда лучше, чем я.

Не только эти слова, но и интонация насторожили Толлера.

– Что-то не так?

Завотл кивнул.

– Выбирая путеводную звезду, я рассчитывал, что наш путь пересечется с путем Дальнего Мира. Если я не ошибся, то мы должны наблюдать постепенное сближение Дальнего Мира и звезды.

– Ну и?

– Мы летим всего пять дней, но уже заметно, что Дальний Мир и Гола расходятся. Я тебе не говорил... Глупо, конечно, но я надеялся, что они снова сблизятся или найдется объяснение... И вот - ни того, ни другого. Выходит, я не справился со своими обязанностями.

– Илвен, но ведь это не слишком серьезно, правда? Переместим крест поближе к Дальнему Миру, только и всего. Ничего страшного...

– Страшно одно: неведение, - изрек Завотл с покаянной улыбкой. Видишь, Толлер, нечто, как я и ожидал, подбрасывает сюрпризы. Дальний Мир светится чересчур ярко, его изображение в телескопе слишком велико. Почему? Этого я не возьмусь объяснить.

– Может, потому, что мы уже на полпути, - сказала Бериза.

– Кого интересует твое мнение?
– вскинулся Завотл.
– Не кажется ли тебе, что ты берешься судить о вещах, в которых ровным счетом ничего не смыслишь?

У Беризы сошлись на переносице брови.

– Когда предмет на твоем пути удваивается в размерах, это означает, что расстояние до него сократилось вдвое. По-моему, это проще простого.

– Для простого умишка все просто.

– Давайте без грызни, - вмешался Толлер.
– Нам надо...

– Но эта идиотка утверждает, - не желал униматься Завотл, - что десять миллионов миль мы пролетели всего за пять дней!
– Он яростно потер живот. Два миллиона в день! Сколько ж это в час получается? Больше восьмидесяти тысяч! А на самом деле наша скорость...