Дергачевские чтения – 2014. Русская литература: типы художественного сознания и диалог культурно-национальных традиций
Шрифт:
Следует заметить, что послереволюционная историография в корне меняет оценку общества (более обстоятельно об этом ниже); к сдержанной трактовке революционного пыла организации возвращается современный историк Э. А. Черноухов, обстоятельно анализирующий документы и выводы следствия 11 . Признавая определенную правоту исследователя, ссылающегося на документы, нужно иметь в виду, что ни в интересах подследственных, ни в интересах заводоуправления, ни даже, вероятно, в интересах местной жандармерии фиксировать и подчеркивать антиправительственные настроения просвещенной молодежи не было резона. Любое следствие – дело экономически разорительное и портящее репутацию многих участников процесса. Сокрушительные репрессии, обрушившиеся на сравнительно малорезультативные деяния общества, объясняются господством в то время застывшего идеала порядка, превратно понимаемого правительством и лично Николаем I, любое нарушение этого порядка в реальной жизни грозило тяжким наказанием.
11
По
Процесс по данному делу имел печальный результат не только для подследственных. Возмездие обрушилось на более широкие круги населения. Признание общества «законопреступным» привело к ссылке всех его участников в арестантские роты на опасный Кавказ и в Финляндию (распоряжение императора Николая I от 13 марта 1837 г.). Кроме того, над жителями Чёрмоза по мельчайшему подозрению в вольномыслии устанавливался полицейский надзор, фильтрации была подвергнута общественная библиотека Чёрмоза, а Чёрмозское народное училище, под крышей которого притаились опасные вольнодумцы, было закрыто [13, с. 164; 10; 11] и вновь открылось только в 1838 г. Эти события совпали с осознанным стремлением правительства ввести жесткую цензуру. По уставу 1828 г. любые рассуждения о необходимости государственных или сословных реформ объявлялись запретной темой. В 30-х гг. было принято решение об ограничении образования для крепостных в гимназиях и высших учебных заведениях, ужесточился государственный надсмотр над частными школами в имениях и заводах.
Ситуация в Чёрмозском заводе достойна более подробного рассмотрения и оценки не только как история подавления движения крепостных вольнодумцев, но и как история зарождения чёрмозского «культурного гнезда», где выделяется поколение самостоятельно мыслящих молодых людей, терзающихся невостребованностью собственных талантов, образования и идей, думающих об общественной пользе. Государство и заводская администрация, трактовавшие эту творческую энергию в атмосфере страха всякой неположенной мысли как сугубо вредительскую, не смогли направить ее на полезные преобразования в области просвещения, переустройства имения, на создание обществ для реального улучшения нравственного климата.
В советской исторической науке характеристика протестной деятельности общества приобрела гиперболизированные формы, о чем свидетельствует сложившийся к 50-м гг. XX в. стереотип оценки деятельности малозаметной в историческом контексте организации как антикрепостнической и предреволюционной. Примером подобной трактовки исторического материала служит электронная энциклопедия Пермского края, где неоднократно в статьях, посвященных истории Чёрмоза и рассказу об обществе и отдельных персоналиях, проговаривается отмеченная нами стереотипная мысль 12 .
12
В Чёрмозе «работало заводское училище с девятилетним сроком обучения, где с весны до нояб. 1836 г. действовало тайное общество “Вольность”, созданное представителями крепостной интеллигенции во главе с П. Поносовым и носившее антикрепостнический характер (разгромлено властями, а его участники понесли суровое наказание)». Умалчивается, что Поносову в это время было 20 лет, общество существовало чуть более полугода, никаких заметных действий не совершило [см.: 11]. Сведения о биографии организатора общества Петра Поносова включены в справочник «Революционеры Прикамья» [17].
Однако данное общепринятое положение того времени, когда советское государство с торжеством обнаруживало элементы революционного протеста на местах, отнюдь не было характерно для послереволюционных 20-х гг. Именно тогда начала формироваться новая история Российского государства, отыскивались и переоценивались события прошлого, корректируемые идеологией эпохи. Это произошло и с событиями в Чёрмозе. Большим везением оказалось то, что в собрании дел Пермской ученой архивной комиссии сохранились материалы судебного разбирательства 1836 г. 13 Фонды комиссии вошли сначала в губернский архив, который был реорганизован в 1923 г. в Пермский окружной архив. Ценные документы из Пермской ученой архивной комиссии в большинстве своем были переданы именно в это хранилище. Следственное дело о Чёрмозском обществе также попало сюда и стало доступно исследователям.
13
ПУАК была одной из самых квалифицированных по составу и явилась результатом собирательной деятельности из провинциальных архивных комиссий [15].
Фактически до 1927 г. архив находился на территории Пермского госуниверситета. И хотя документы хранились в помещениях, мало приспособленных для этой цели, проходила работа по структуризации архива, создавался топографический указатель для поиска документов, документы размещались по тематическим секторам, были разделены на дореволюционную и послереволюционную части. В архиве началась работа по тематическому выявлению документов, обусловленная новыми задачами. Одним из специалистов, знающих архивную работу, был доктор исторических наук,
В середине 1920-х – начале 1930-х гг. Савич принимал активное участие в краеведческой работе в Перми и Прикамье, являлся заместителем председателя научного краеведческого общества, одним из членов-учредителей Пермского этнографического общества. В 1931–1932 гг. профессор заведовал кафедрой истории народов СССР. Опубликованный А. А. Савичем в 1925 г. в Перми курс лекций по истории региона «Прошлое Урала» был первым обобщающим историческим исследованием о крае. В этом же году была опубликована основанная на изучении архивных материалов статья исследователя о тайном Чёрмозском обществе [16].
Профессор П. С. Богословский был одним из почитаемых И. А. Дергачевым преподавателем университета / института. Сын священника родом из Соликамского уезда, закончивший, как и отец Дергачева, Пермскую семинарию, он был настоящий патриот Урала, понимавший самобытность его истории и культуры. При создании филологического факультета в довоенное время Дергачев пытался организовать ему работу в Уральском университете, что, однако, не сложилось по бытовым условиям. Так что обсуждение в кружке Богословского архивных материалов из Чёрмоза, ознакомление участников кружка со статьей профессора А. А. Савича должно было быть обязательным.
В 1927 г. при архивохранилище появился первый читальный зал, открытый прежде всего для студентов и преподавателей университета. Помня, насколько внимательно и ответственно И. А. Дергачев относился к изучению архивных документов, мы можем предположить, что навыки подобной работы и убежденность в значимости архивных материалов он получил от своих пермских профессоров – знатоков архивного дела Богословского и Савича.
Конец 20-х гг. в истории советской литературы был ознаменован выходом таких блистательных исторических романов Юрия Тынянова, как «Кюхля» (1925) и «Смерть Визир-Мухтара» (1927). Автору этих произведений удалось мастерски соединить талант высокого художественного слова и исследовательский подход к конкретному историческому материалу: в романах не было вымышленных героев, чувствовалась основательная работа автора с документом – в то же время эти документальные источники были переплавлены в горниле художественной прозы. Именно романы Тынянова легли в основу складывающихся в то время представлений о пушкинской эпохе, с одной стороны, и раскрывали проблему творца и времени, личной биографии в контексте исторических поворотов эпохи – с другой. Важно было и то, что эти произведения представляли юношеские мечтания главных героев в качестве истоков всей последующей их судьбы. В этом заключалась своя привлекательность, обаяние тыняновского текста, который, по всей видимости, и должен был подтолкнуть молодого филолога И. Дергачева к желанию реализовать свой творческий потенциал в создании пока что сравнительно небольшой повести на местном историческом материале, который, в свою очередь, имел несомненные переклички с лицейскими исканиями героев Тынянова. Искушение попробовать себя в роли одновременно писателя и историка, обратившегося к трагической истории молодых сверстников предыдущего века, было велико. К тому же приближался своеобразный юбилей описываемых событий – 1936 г.; возможность использовать оригинальные документы судебного дела, окунуться в эпоху, войти в то время научной исследовательской тропой – все это явилось дополнительными факторами, повлиявшими на молодого автора и придавшими ему смелость и дерзость в создании целостного художественного текста.
Дошедшие до нас архивные материалы говорят о явном наличии у Дергачева писательских способностей. Роман структурирован, продуман и хорошо подогнан под интересы читателя. В нем используются разнообразные приемы, демонстрируется умелое владение различными стилями изложения. Подобно Тынянову-романисту, И. Дергачев основывается на документальных материалах. В следственных делах сохранился устав общества, донос, написанный А. Ширкалиным, допросные листы и характеристики героев процесса, а также заключение следователя. Кроме того, там есть описание выявившихся попутно злоупотреблений приказчиков завода, список книг библиотеки и т. п. Всеми этими материалами пользовались А. А. Савич, а ранее, в ХIX в., Н. Н. Новокрещенных – в его очерке дано подробное описание Чёрмоза с анализом его климатических условий и географического местоположения, благоприятных или неблагоприятных для проживания человека. Н. Н. Новокрещенных подробно воссоздал картину заводского производства, состояние просвещения и здравоохранения, вплоть до перечисления имен врачевавших медиков, среди которых были и иностранцы, приглашенные Лазаревыми. К этим сведениям явно обращался И. А. Дергачев.