Дерьмо
Шрифт:
– Бля, Крисси...
– выплевываю я, ощущая замирающие толчки.
Падаю на нее, скатываюсь, и мы на какое-то время засыпаем. Я просыпаюсь первым и изучаю нанесенный урон.
На веке лопнул кровеносный сосуд, на шее темнеет густой синяк. Я же профессиональный служитель правопорядка. Мне с людьми работать. Не могу же я расхаживать в таком виде только из-за какой-то эгоистичной бляди. Тем более сейчас, перед самым повышением.
– Было великолепно, - говорит Крисси, лениво потягиваясь, и начинает одеваться.
– Послушай, Брюс...
– Она натягивает белье, влезает в юбку
– Нам о многом нужно поговорить, прежде всего о наших отношениях, по мне кажется, что спешить не стоит.
– Вполне разумно, - говорю я.
Выглядит она неплохо. Немножко пополнела, покрасила волосы. В движениях чувствуется уверенность и грациозность.
– То есть я хочу сказать, что нет смысла, не закончив одно дело, начинать другое.
– Она улыбается, отбрасывает назад полосы и неторопливо причесывается.
– Давай сохраним то, что есть, и не будем ничего менять. Проверим чувства...
– Полностью с тобой согласен. Как говорится, семь раз отмерь...
– Пожалуй, неплохо бы перепихнуться еще разок.
– Послушай, почему бы тебе не остаться? Мы могли бы перекусить, а потом еще поразвлечься, а?
Я перехожу к комоду и убираю фотографию Стейси в верхний ящик.
– Я бы с удовольствием, Брюс, но мне надо кое с кем встретиться.
– Вон оно что, - говорю я.
– Увидимся, Брюс. Пока, малыш.
– Она вешает на плечо сумочку, поворачивается, целует меня в лоб, подмигивает и, придав голосу американский акцент, говорит: - Рада, что мы паркуемся на одной стоянке.
Дверь за ней закрывается.
– Верно... Ушла. Что б ее...
Думает, что ей все сойдет с рук. И это после того как из-за нес мое повышение оказалось под вопросом. Кем она вообще себя возомнила? Она никогда не заменит Кэрол! Никогда!
Дешевая шлюшка! Полицейская подстилка!
Оставила помаду. Красную-красную помаду.
И ЕЩЕ КЭРОЛ
Надо признать, мы совершили ошибку, уехав из Австралии. Нам с Брюсом было хорошо там. Просто так случилось, что после смерти отца моя мать захотела, чтобы мы вернулись. Оставаться не имело смысла, потому что Стейси была маленькая и еще не пошла в школу. Знаю, я повела себя эгоистично и не думала о карьере Брюса. А у него дела в сиднейской полиции шли очень хорошо. Ему было дьявольски трудно вернуться в Шотландию на более низкую должность, чем та, которую он занимал в Австралии.
Я так хочу снова быть с Брюсом, снова быть одной семьей: я, он и наша малышка Стейси. Ей надо понять, как плохо она поступила, сколько несчастий причинила своими глупостями. Меня часто охватывает чувство вины, я понимаю, что должна была больше заниматься с ней, научить ее видеть разницу между плохим и хорошим. Вообще-то она добрая девочка, и важно, чтобы она знала, что мы с Брюсом прощаем ее.
Подобного рода проблемы возникают во всех семьях; главное, не придавать им слишком большого значения. В нашем нынешнем, таком сложном мире детям очень трудно.
Я снова в баре. На меня таращатся двое мужчин. Один говорит что-то другому; слов но разобрать, но тон явно враждебный.
А почему это
Я - Робертсон.
Я взяла фамилию мужа.
Я принадлежу ему.
Если бы он был сейчас здесь, он заставил бы вас замолчать, стер бы ухмылки с ваших наглых физиономий. Вы ничтожества по сравнению с моим Брюсом. Вы не мужчины.
ЧАСТНЫЕ УРОКИ
Глисты. Приятного мало. Я немало узнал о них, посидев в библиотеке. Здесь работает такая приятная кошечка. Когда мне надоедает смотреть в книгу, я смотрю на нее. Просидел здесь почти все утро, и это после практически бессонной ночи. Но надо идти в кабинет; суббота - день больших сверхурочных.
Как и следовало ожидать, в управлении полно народу. В том числе и Леннокс. Мы решаем поработать часок с документами, а потом свалить.
Приятно разъезжать в машине. Я нормально утеплился, дороги расчищены. Леннокс же чувствует себя неуютно в дурацком замшевом пальтишке.
– Оделся по погоде, а, Рэй?
– усмехаюсь я.
– Черт бы побрал этих скупердяев, - ворчит он.
– Могли бы на одежду и побольше выделять.
Вечно ему все не нравится, этому раздолбаю. Не тратил бы деньги на модные лейблы, так и пособия бы хватало на что-то практичное. Думает, налогоплательщикам не хрен больше делать, как только финансировать всяких мудаков, воображающих себя большими модниками и только притворяющихся полицейскими. Едем дальше, и я все отчетливее начинаю понимать: у Леннокса что-то на уме. Но дело-то в том, что Рэй от избытка ума не страдает. Некоторые вещи ему просто недоступны. Существует определенный набор правил, о которых ему подобные имеют весьма смутное представление, тогда как мы, Брюсы Робертсоны этого мира, движемся совсем по другим траекториям. Серьезно.
– А не заглянуть ли нам на Рыбзавод, а, Рэй?
– О'кей, - соглашается Леннокс. Сворачиваю с Джанкшн-стрит на Ферри-роуд.
– Ширли, - задумчиво произношу я.
– Помнишь, как мы ее вдвоем?
– Угу, - без энтузиазма отвечает Рэй.
Мистер Первый Ебарь Леннокс, ха! Этот недоделок даже ее не смог удовлетворить. Показал себя полным неудачником. Она отсасывала у меня, а Леннокс порол ее сзади. Пары минут не проходит, Ширли поворачивается и говорит: «Поменяйтесь... Брюс, засади мне... по полной (есть, Брюс, есть, Брюс, тебе надо есть сказали, что надо есть, они были правы. не поверил им тогда, но они были правы, так что ешь, ешь все)
Рыбзавод, так мы называем бордель, действующий под вывеской сауны, или сауну, действующую как бордель. Точно не знаю. Ну да ладно, не важно. Заправляет им старушка Мэйзи, самая опытная в городе шлюха.
Прессуем мы Мэйзи так часто, что вряд ли она рада нас видеть, но хорошая блядь (а Мэйзи была одной из лучших) всегда хорошая артистка, и встречают нас по первому разряду. Вот в чем прелесть полицейской работы: не важно, ненавидят тебя или нет, главное: с тобой уважительны, тебе не грубят в открытую. Живешь в мире, который знаешь. Все остальное - благие пожелания или паранойя.