Держи меня крепче
Шрифт:
Словно Скарлетт О'Хара, во время бури в душе я стремлюсь домой. Так и сейчас. Не хочу анализировать ситуацию с Максимом. Я собираю вещи, отпрашиваюсь у декана по телефону на два дня и предпоследним автобусом отправляюсь в родной городок к маме.
Максим.
Охренеть, бл*дь. Друг. «Ты хороший друг, Максим»
— Рома, ты во сколько сегодня в «Ампер» едешь? — сейчас не задумываюсь о том, правильно или неправильно в этой ситуации злиться. Просто злюсь. И точка.
— Часам к десяти, а что? Тебя подхватить?
— Да. Лию с Алиной
— Воу, бро, полегче. Передоза не будет?
Запускаю хренову стиралку со своей футболкой и полотенцем, чтобы не пахли Малиной. С удовлетворением смотрю, как прокручивается барабан и ткань намокает, смывая её следы.
— Ты же знаешь, что не будет.
— А что случилось-то, Макс? Мышка ускользнула в свою уютную норку, а ты только облизнулся.
— Она сказала, что я хороший друг.
— Так и сказала? — я слышу, как этот мудак прыскает. А ещё другом зовётся. — Прям обозвала. А ты ей не показал, что по-дружески тоже можно до оргазма?
— Ромыч!
— Ладно, молчу. Тебе уже давно пора снять стресс, Макс. До вечера.
Отбрасываю телефон на диван, падаю в кресло и закуриваю. Смотрю на горящий уголёк, и внутри так же разгорается огонь, который я выпускаю нечасто. Давно научился его контролировать. Но сегодня я снимаю рамки. Вовремя ты сбежала, Нина-малина. Целее будешь.
Глава 29
— Дочь, — мама смотрит внимательно. — Совсем разболелась? Ты что-то сама не своя.
— Мамуль, не беспокойся, всё нормально. Горло просто немного болит.
Я натягиваю рукава флисовой пижамы на костяшки и грею пальцы о чашку чая. Горло действительно разболелось, вечером даже температура небольшая поднялась, так что отпросилась у Жанны Викторовны я не зря. Девчонки обещали завтра сбросить мне все задания и лекции, что будут на парах. А сейчас что-то совсем расклеилась, раззевалась. И времени-то не поздно ещё, половина десятого вечера только, а меня в сон клонит. Замёрзла в автобусе, до сих пор теперь отогреться не могу.
— Нина, ты мёд бери. Я его по знакомству купила, хороший.
— Угу, — мёд и правда вкусный, только горчит немного.
— И в общежитие тебе баночку положу.
Замечаю, что мама как-то уж слишком ровно держит спину. Напряжена. Так обычно бывает, если она хочет о чём-то со мной поговорить, но не решается. Однако, я предполагаю, на какую тему, поэтому не хочу помогать ей. Буду рада, если он так и не решится.
— Нин, — она оборачивается ко мне всем корпусом. Кажется, всё же решилась. — Я тут это… балетки твои старые нашла. И пуанты.
Молча поднимаю на неё глаза, продолжая педантично слизывать мёд с ложки.
— Подумала, может, ты захочешь забрать их с собой в город.
— Зачем?
Мама немного теряется, а я ощущаю укол совести. Так нельзя, она ведь ничем не заслужила подобного обращения. Мама всегда гордилась тем, что я танцую, но позволила мне выбирать самой, когда я так и не смогла вернуться к станку. Приняла мой выбор и поддержала. Так почему я сейчас так жестока с ней?
— Нет, мам, не надо, — говорю мягче. — После конкурса я не собираюсь продолжать.
— Нина, а этот мальчик… Максим, кажется? — мамин взгляд становится серьёзнее и проницательнее. — Он вообще откуда? У вас… серьёзно всё?
— Мам, — опустить чашку на стол получается чуть громче, чем нужно. — Он из моего университета, с четвёртого курса. Мы просто друзья, я же уже говорила тебе.
Да, именно так. Просто друзья.
Чувствую, как опять начинает дико першить в горле, даже кашель душить начинает.
— Я пойду к себе, ладно? Хочу выспаться.
— Конечно, милая, иди. Чаю ещё возьмёшь?
Киваю, и мама заботливо наливает ещё одну кружку, бросает в неё кусочек лимона и целует меня в макушку. Я вижу, что ответом моим она не удовлетворена, но на разговоре не настаивает. Да и не о чём говорить. Я не хочу ни говорить, ни думать о Ларинцеве. Потому что просто не знаю, как у этому всему относиться.
Забираю кружку, прихватив пару овсяных печений, и отправляюсь к себе в комнату. Ноут решаю не включать, ведь и правда стоит выспаться.
Забираюсь под одеяло и снимаю блокировку с телефона. Нахожу в библиотеке заброшенную несколько дней назад книжку и погружаюсь в жизнь Мелиты и Бианиса, снова нашедших друг друга спустя десять лет скитаний в параллельных мирах.
Держусь довольно долго, заинтересованная событиями романа, но потом буквы начинают расплываться, и я впадаю в дрёму. Телефон вздрагивает сообщением от Богатырёвой, и на дисплее показывает уже почти час ночи. Предыдущие пять её сообщений я проигнорировала, но на это решила ответить. Я всё ещё зла на неё, но все заслуживают прощения, не так ли? Отправляю ей в ответ в директ в Инсте пару смайлов, а потом выхожу в ленту. Бесконечные рекламы с курсами английского и фейсфитнесом. Стоило однажды поинтересоваться упражнениями, как теперь мой Инстаграм кишит кривляющимися девушками, отстукивающими хлопки по подбородку.
Ставлю лайки на фотках знакомых. Вот Настя, подружка с севера, с парнем в обнимку возле озера. Серый из универа на слёте бардов. Захожу в сторис послушать его песню, а потом автоматически перепрыгивает на сторис моей одногруппницы Милы. Девчонка она видная, любительница «выбиться в люди», как сама говорит. Хорошо, что я наушники надела, потому что её запись взрывается громкой клубной музыкой, а на экране яркой неоновой надписью мелькает хэштег #бомонд_сегодня_гуляет.
«Всем привет, — Мила переводит камеру на своё лицо. — Прямой репортаж из ВИП-зоны «Ампера».
Она строит накрашенные яркой помадой губы, посылая воздушный поцелуй. Пятнадцать секунд сторис заканчиваются и начинаются следующие. Громкая музыка, шум, крики, неоновые вспышки — клубная ночь в разгаре. И тут в приглушённом свете камера выхватывает знакомое лицо. В груди тупо бьёт набат, когда я понимаю, что это Ларинцев. Но то, в каком он виде, меня поражает. Не знаю, почему, это не должно удивлять, но тем не менее, мне становится жутко неприятно. Он явно пьян или под чем-то ещё. Смеётся, запрокинув голову, раздет до джинсов, которые сползли неприлично низко, являя всем резинку боксеров с логотипом марки. Он танцует между двух девушек, которые тесно льнут к нему, неприлично качая бёдрами. Та, что спереди, проводит пальцами по его обнажённой груди, испещрённой разноцветными световыми бликами колорченжеров. Максим вдруг переводит шальной взгляд прямо в сторону снимающей его Милы и, ухмыляясь, выбрасывает средний палец.