Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»
Шрифт:
Немцы перекликались — что-то скомандовали от самолета. Лебедева схватили за шиворот, вырвали из рук вещмешок — Андрон ощутил прилив бешеного восторга. Из кобуры выдернули пистолет, протащили вперед — пинок швырнул к распахнутому, похожему на кузов крытого автомобиля грузовому отделению самолета. Андрон ударился грудью и подбородком о срез люка, уцепился за истертый металл настила. Внутри было полно немцев…
— Гауптштурмферер Клекнет, их бин агент абверкоманды «сто три». Очень важный информацион. Очень! Мих зи послать к вам…
Смотрели непонимающе, немец в кожаной куртке брезгливо морщился. Андрон лихорадочно всматривался в лица, ища понимание и интерес.
— Герр гауптштурмферер! — выдохнул Лебедев, пытаясь угадать, кто из этих троих всесильный Клекнет. Под проклятым камуфляжем знаки различия не видны. Какая уродливая, безвкусная форма…
— Говорите по-русски. Кто вы? — на хорошем русском приказал непримечательный небритый солдат.
— Агент Лебедев, господин офицер. Пароль «Вы любите Эрмитаж? Рыцарский зал потрясающ». Личный номер 0555, кличка — Ластик, — захлебываясь, доложил Андрон. — Мне приказано передать, что за вами начата охота. Работает команда Варварина, и их люди в Берлине. За вами лично. Самолет будет перехвачен. Разумнее лететь на другом…
— Кто вас послать? — резко спросил другой немец, коренастый, с широким грубым лицом.
— Ваши друзья. «Кукушка-8». Они сказали, вы знаете, откуда они пришли. Они ждут вас в лесу. Да, так приказано передать. Господин Клекнет, будьте осторожны, они могут вас дезинформировать. Я много знаю о них…
Немцы переглянулись. Андрон почувствовал, что они колеблются, и простонал:
— Я очень много знаю. Там, в Берлине, я…
— Delirium, [118] — кратко сказал третий, до сих пор молчавший немец. — Entfemen Sie. [119]
118
Бред (нем.).
119
Уберите его (нем.).
…Когда тяжелый ботинок летчика врезался в лицо — Андрон удара не почувствовал, — просто в глазах на миг потемнело. Отброшенный на истоптанную траву, Лебедев приподнялся на локтях, замотал головой, пытался закричать, — из разорванной щеки и разбитого подбородка капала кровь… Немец с жандармской бляхой на груди коротко ударил ногой в живот…
Война — непостижимая и странная штука. Специальные задания — еще страннее. Женька никогда не думал, что будет рад видеть Лебедева. Теперь аж на душе полегчало — вот он, бодрая художественно одаренная скотина, — несется к самолету, почему-то полураздетый, но так даже выразительнее. Немцы оглядывались на бегущего с изумлением, да и сам Земляков-Кёлер не стал бы стрелять в это озабоченное чучело. Сразу видно, что спешащее существо прямой и непосредственной опасности не несет. Лебедев на удивление уверенно втерся в толпу — похоже, немцы не желали касаться сумасшедшего и расступались — агент, не особо внятно каркая: «гауптштурклек, гауптштурклек», проскочил к самолету. Тут Земляков-Кёлер сообразил, что занятая наблюдательная позиция, пусть и относительно безопасная — посланец контроля за собой не обнаружит, — но и самому наблюдателю остается лишь догадываться о деталях столь важной беседы. Женька присел, пытаясь разглядеть происходящее — заслоняли шасси «Готы».
— Сумасшедший из вспомогательной полиции, их тут много
Ноги Лебедева были видны — агент притоптывал от нетерпения. Женька затаил дыхание — видимо, беседа все-таки завязалась. Неужели выгорит дело?!
…Когда Лебедева отшвырнули, Земляков-Кёлер лишь разочарованно вздохнул. Не прошел номер. Значит, не поверили. Эх, ту самую кобылу помянем, агент выглядел убедительно. Может, текст переврал? Что же делать?
Лебедев куда-то исчез, «Гота» завел двигатели — пропеллеры застрекотали, рассекая воздух. Несколько солдат, не выдержав, бросились к самолету. Крики, проклятия, удары прикладов, один из жандармов, пытавшихся отогнать солдат, оказался на земле, очумевшие артиллеристы пытались открыть боковой люк самолета. Протарахтела автоматная очередь — пока еще в воздух, — солдаты отбежали назад…
— Я иду на позиции, — прокричал красномордый унтер. — Как хотите, парни, но до темноты нужно продержаться. Будут еще самолеты.
Мелкий сапер, не стесняясь, шмыгал носом, кто-то из солдат пошел к ящикам с «фаустами».
Женька отступил на пару шагов, принялся лихорадочно рыться в карманах. Пачечка писем вот она, где-то был карандаш. Огрызок карандаша нашелся в кармане. Земляков-Кёлер размашисто начертал краткое пожелание на верхнем письме, перевернул пачку, торопливо стянул письма обрывком замусоленного бинта.
— Не лезь, не возьмут, — заметил кто-то из расходящихся солдат.
— Я попрошу, — пробормотал Земляков-Кёлер.
Его остановил лейтенант с полопавшимися почерневшими губами:
— На позицию, солдат.
— Возьму гранатомет, отдам письма, — объяснил Земляков-Кёлер.
Лейтенант пожал плечами, глянул, как Женька достает из ящика последний «фауст». Положив трубу оружия на плечо, Земляков-Кёлер шагнул к самолету — дорогу преградил жандарм.
— Только письма, — Женька показал мятую пачку. — Письма товарищей.
Жандарм поморщился:
— Отойти назад!
— Пусти его, — невнятно сказал лейтенант. — Он не полезет.
— Не полезу, — согласился Земляков-Кёлер. — Только письма.
Ствол автомата неохотно отклонился от груди, Женька сделал два шага к уже закрывающемуся люку.
— Герр Клекнет, передайте письма парней. Вы же наверняка будете в Берлине. — Женька улыбнулся глядящим из сумрака неразличимым лицам. — Это наши последние письма.
Кто-то протянул руку. Женька, вкладывая пачку, заорал, перекрикивая звон двигателей:
— Герр Клекнет, я знаю, вы человек чести. Передайте.
Лиц в глубине самолета Женька рассмотреть не смог, хотя и пытался, пачечка писем, передаваемая из рук в руки, двинулась туда, в тень. Земляков-Кёлер попятился — неуклюжий люк закрывался, и это было к лучшему.
Удобнее укладывая на плече гранатомет, дабы не колотился о винтовочный ствол, Женька зарысил прочь.
— Веселей, солдат, — прохрипел лейтенант. — Мы продержимся.
— Сделаем все, что можем, — согласился Земляков-Кёлер, оглядываясь.
«Гота», подпрыгивая и переваливаясь на неровностях, начинала разбег. Что ж, сделать все, что можно — еще не значит победить.
Опушка была близко, оттуда кричали о русских танках. Земляков и Кёлер, посовещавшись, без всяких внутренних противоречий рассудили, что танков не надо, хватит уже техники на сегодня. В лес бы только заскочить, и там пора отколоться от стойких камрадов. Бросить увесистую чушку «фауста» и просачиваться к Нероде. Хватит, набегались.